<>

Константин Коничев. Повесть о Верещагине

   

Верещагин
   
   
Фото художника
Василия Верещагина
 
  

  
   

Содержание:

В родительском доме - 2 - 3 - 4
В царский приезд - 2 - 3
Поездка на богомолье - 2 - 3
Первое плавание - 2
На избранный путь - 2 - 3
В дни «освобождения» - 2
В Академии - 2 - 3
В Тифлисе
В Париже - 2 - 3 - 4 - 5
Поездка в Закавказье - 2 - 3 - 4
На Шексне - 2 - 3 - 4
В Туркестане - 2 - 3 - 4
«Забытый» и другие - 2 - 3
Персональная выставка
2 - 3 - 4 - 5
В путешествие - 2 - 3
В Индии - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Накануне войны - 2 - 3 - 4
На Балканах - 2 - 3 - 4 - 5
На Шипке все спокойно - 2 - 3 - 4
Картины и выставки
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Стасов - 2 - 3
В годы преследований - 2 - 3 - 4
Три казни - 2 - 3 - 4
На венских выставках - 2 - 3 - 4
В Америке - 2 - 3 - 4 - 5
Фонограф Эдисона - 2
У Маковского - 2 - 3
Распродажа картин - 2
Над седым Днепром
2 - 3 - 4 - 5 - 6
Вологодские типы - 2 - 3
Верещагин и Кившенко - 2 - 3
Весной на Севере
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
На Поклонной горе - 2 - 3 - 4
У Забелина - 2 - 3
По следам 1812 года - 2 - 3 - 4 - 5
Портрет Наполеона
На выставках - 2 - 3
В Крыму
Снова за океан - 2 - 3
Поездка в Японию - 2 - 3 - 4 - 5
На Дальний Восток - 2 - 3
В Порт-Артуре - 2 - 3 - 4
На собрании в Академии

   


Картины и выставки

По пути с Балкан в Париж Василий Васильевич заехал в Мюнхен за ожидавшей его Елизаветой Кондратьевной и, не задерживаясь в гостях у родственников, поспешил в Париж - на дачу, в мастерскую. Началась снова трудовая, творческая жизнь художника. Работа над индийскими картинами была временно отложена. О своем приезде в Париж Верещагин тотчас же известил Стасова и вскоре получил от него дружеский ответ. Письмо пришло, когда Василий Васильевич, разложив все свои этюды, заканчивал одну из первых картин нового цикла - «Побежденные» (под другим названием - «Панихида по убитым»). Прислуга, русская девушка, вручая письмо, заметила слезы на глазах художника.
- Василий Васильевич, кто это вас обидел? - душевно и просто спросила она своего хозяина. - Зачем плачете?
Верещагин вытер платком лицо, посмотрел на конверт, улыбнулся:
- От Стасова! Как быстро!.. А прослезился я, девонька, оттого, что война меня за сердце щиплет. Вот, глянь-ка, что я тут изобразил?
- Да я глядела на эту картину, как-то на той неделе - скинула маленечко салфетку и глянула. Вижу: поп с кадилом, риза на нем была малиновая, а теперь стала черная. Рядом солдатик с книгой, видно певчий. Сразу-то и невдомек, я думала - поп водосвятие на капустном поле служит. Пригляделась, а тут сплошь голенькие мертвецы в траве! Господи, сколько набито народу! А зачем голенькие?
- Турки мертвецов раздели, турки, девонька, и одежду и обувь - все забрали.
- Нехристи! Окаянные! Какие ужасти!.. Сами-то, поди-ка, в обтрепках ходили, так обрадовались одежке и обувке с мертвецов!
- Видимо, так.
- Страшно смотреть! И вы видели этих убитых?
- Видел. Тут на поле были некоторые раненые. Их бы можно было вылечить и домой пустить. Люди бы жили, землю пахали, детей бы выращивали. Но турки всех перерезали, оставили нам тихое поле, устланное трупами. Лежат солдаты и не слышат, как полковой поп и его служка голосят уныло и жалобно: «Вечная память, вечная память!» А небо, затянутое свинцовыми тучами, давит на мертвецов.
- А позади попа им и крест и могилка приготовлены, - подметила прислуга и, уходя, сказала: - Василий Васильевич, вы такое рисуете, что во сне будет сниться. Вы бы что-нибудь повеселей... Бывало, я Крамскому, Ивану Николаевичу, прислуживала, он русалок рисовал много-много, красивые! Верно ли, что русалки - это проклятые матерями девушки?..
- Чепуха! Выдумка! Есть, девонька, художники, которые от безделья чертей пачками пишут...
Верещагин бережно вскрыл конверт и стал читать письмо.

«Я вчера получил Ваше первое письмо снова из Парижа, - писал Стасов, - и скажу Вам, что Вы мне доставили им огромное удовольствие, даром что оно коротко. Я нашел Вас там в отличнейшем, милом расположении духа. Значит, Вы совсем здоровы, довольны - значит, Вы скоро схватитесь снова за свои кисти и (в чем не сомневаюсь) наделаете ими истинные чудеса!!! Теперь самая минута, самое время. Вы в цвете лет, прошли сквозь огонь и воду, подняли в последнее время еще выше свое искусство (это я сужу по индийским эскизам), Вы наполнены теми громадными сценами, которые целых полтора года стояли перед Вашими глазами. Вы были ими потрясены, как,- может быть, никто, в Вас горит глубокое национальное чувство - чего только не надо ожидать теперь от Вас!!»

- Эх, Владимир Васильевич! Постараюсь не подвести. Надеюсь, не будете в претензии! - словно бы разговаривая со Стасовым, размышлял вслух Верещагин.
«Надо Вам сказать, что Вы нынче столько же популярны по целой России, как, например, Скобелев и Гурко, - читал Верещагин убористо написанные строчки письма. - Мне кажется, сделай Вы в нынешнем или будущем году, или, наконец, когда хотите, еще раз свою выставку в Петербурге, это будет опять такой же скандал и неслыханная штука, как в 1874 году. Придут сотни тысяч народа и будут приступом брать двери. Навряд ли кто еще из наших художников имел когда-либо такую громадную, истинно национальную популярность. И сомнительно, чтобы Вы не то что ее теперь не поддержали, а чтоб Вы ее не увеличили еще ныне на 100 процентов...»
«Поживем - увидим! - подумал Верещагин. - Однако и я верю в свои силы. Там, где к картинам недостает этюдов и рисунков, буду полагаться на свои впечатления, на свою память...»

Верещагин свернул письмо и бережно спрятал в шкатулку, в особую объемистую пачку стасовских писем, перевязанных красной шелковой лентой... Весна, лето и сухая солнечная осень прошли в напряженной работе. По своему обыкновению, художник уединялся в мастерской. Единственной его советчицей была Елизавета Кондратьевна, но и та, зная горячий и крутой нрав своего супруга, высказывала ему замечания в крайне осторожной форме. Впрочем, иногда Верещагин допускал исключение для тех посетителей, мнение которых было ему интересно и дорого. В ту пору он познакомился с Тургеневым, находившимся в Париже. Как-то, за два-три месяца до русско-турецкой войны, Владимир Васильевич Стасов прочитал в «Вестнике Европы» роман Тургенева «Новь» и тотчас же в раздражении написал Верещагину в Париж:
«Роман Тургенева «Новь» - старческий лепет. Все либо плоско, либо фальшиво. Всего лучше еще пейзажики и амурности. Но, разумеется, большинство барынь тает и млеет, как от всякого романа. Ведь Тургенев не более, как автор романсов и акварелист. Я это ему самому говаривал не раз в глаза».

продолжение