Фото художника Василия Верещагина

«Забытый» и другие

Жил в эту пору Верещагин по-холостяцки скромно: получал незначительную поддержку от брата Николая, от скуповатого отца и сердобольной матери. Во всяком случае, у него не было нужды отвлекаться от целеустремленной работы. Одной из первых работ художника в Мюнхене была нашумевшая в скором времени картина «Забытый». На широком полотне, прикрепленном к подрамнику, Василий Васильевич набросал рисунок и начал работу кистью. Художник изобразил не сражение, не стычку войск, а всего-навсего лишь одного убитого русского солдата. На фоне гор и реки, протекающей в песчаной долине, он изобразил свежий холм братской могилы, а на нем деревянный крест. У подножия уходящих вдаль гор клубится пыль, это оставшиеся в живых солдаты совершают переход на новые позиции. А на первом плане лежит забытый, одинокий, убитый врагами русский солдат. Он лежит на спине, раскинув руки и ноги. У левого виска на щеке и на белой полотняной гимнастерке запеклась кровь. Фуражка откинута к изголовью. Отброшено уже ненужное ему ружье. Над трупом забытого кружится стая воронов. Хищные птицы осторожны. Из всей огромной стаи только один осмелевший ворон-«разведчик» опустился па грудь убитого и каркает, сзывая птиц на добычу...
Затворнически работая над этой картиной, Верещагин вспоминал и переживал сцены солдатской жизни, виденные им в боевых походах в Средней Азии; он думал о войнах и их последствиях для простых людей; о том, сколько горя и слез, нужды и печали приносит война людям, потерявшим где-то за тысячи верст, на чужбине, своих родных и любимых сынов, братьев, мужей... «Вот и этот забытый - сложивший голову солдат - оплакивается где-нибудь в Вологодчине вдовой-солдаткой», - думал Верещагин, убеждаясь в правдивости созданного им произведения. Заканчивая картину, он еще и еще дотрагивался кистью до мест, казавшихся незаконченными, отходил прочь от полотна, хмуро, из-под густых бровей смотрел на «Забытого» и неожиданно для самого себя пропел слова из народной песни «Уж как пал туман на сине море».
Ты скажи моей молодой вдове, Что женился я на другой жене: Нас сосватала сабля острая, Положила спать мать сыра земля...
«Почему эти слова не написать на раме? Очень будет кстати», - решил Верещагин и снова, как бы для пущей убедительности, повторил слова из песни, ставшие эпиграфом к «Забытому». За этой картиной последовали и другие. В числе их были «Парламентеры» - картина, показывающая геройство, выдержку и готовность небольшой кучки русских солдат умереть в неравном бою, но не сдаться противнику. Парламентеры предлагают обреченным на смерть солдатам сложить оружие и сдаться на милость победителя. Двое неприятельских всадников остановились на почтительном расстоянии от русских и слышат решительный ответ: «Убирайтесь к черту!..»

Картины того же цикла: «Нападают врасплох», «Окружили - преследуют» - дополняли одна другую и создавали общее цельное представление о войне, о невзгодах и самоотверженности рядовых солдат. В этот период своей работы Верещагин был весь поглощен писанием туркестанских картин, благо тому способствовали условия, созданные покойным художником Горшельтом. Однако, неожиданно для самого себя, в горячую пору работы Верещагин влюбился в немецкую девушку по фамилии Рит, скромную и хрупкую, миловидную, невысокого роста и, казалось бы, совсем не подходящую для него - кряжистого, бородатого крепыша. Она жила в том же доме, где временно проживал Василий Васильевич, была небогатого сословия, но получила образование в одном из мюнхенских институтов. Она заходила к нему в мастерскую, любовалась первыми картинами, пыталась даже давать советы, которые художник благосклонно выслушивал и не принимал во внимание. Так постепенно знакомство с девушкой перешло в дружбу, дружба - в любовь, затем - в супружество. Верещагин написал матери о своем увлечении, не преминул, как мог, описать внешность девушки, ее характер и склонности, которые состояли в том, чтобы быть практичной хозяйкой и добродетельной женой полюбившегося ей художника. Девушке было по душе, что Верещагин упорен в работе, умен, талантлив и даже имеет на немецкой земле собственную, подаренную ему Горшельтом мастерскую. Но больше всего ее расчеты и надежды были обращены к будущему художника, и это счастливое будущее казалось ей не за горами.
Скоро Верещагин получил от матери письменное родительское благословение на брак с немецкой девушкой. Мать требовала лишь, чтобы все было как положено по обычаю и закону - с венцом и свадебкой, и чтобы имя было дано супруге настоящее русское, православное, тогда только и можно ей будет называться по фамилии Верещагиной... Просьбу матери Василий Васильевич выполнил. Он по всем правилам вступил в брак с этой девушкой, нареченной Елизаветой Кондратьевной. Сразу же после тихой и скромной свадьбы, не тратя времени, Верещагин снова взялся за дело. Жену он оставлял в одиночестве за рукодельем, иногда отправлял ее к многочисленным родственникам, с которыми сам избегал встречаться, потому что дорожил временем. На целые дни - в будни и воскресенья - он запирался в мастерской и, пока хватало солнечного освещения, от восхода до заката трудился над большими и малыми полотнами.
На расставленных мольбертах были начаты жанровые туркестанские картины. Одна из них - «Продажа ребенка-невольника» - должна была изобличать среднеазиатских феодалов-работорговцев. Другая изображала туземную тюрьму, наполненную узниками. Начав работу над этими картинами, Верещагин вскоре отставил их на некоторое время в сторону и прикрыл ситцевой занавеской. К ним он еще успеет вернуться, а в эти дни возникла у него в голове новая тема - «Апофеоз войны». Когда-то, в далекие времена, Тимур воздвигал в честь своих побед пирамидальные памятники из человеческих черепов. Исторический факт из жизни завоевателя навеял идею картины - с одной стороны исторической, с другой - сатирической, злой и направленной против всех завоевателей времен прошедших, настоящих и будущих. В ту пору, когда художник приступил к работе над «Апофеозом войны», Франция потерпела поражение от прусской военщины. Верещагин знал события и исход этой войны - жестокой и ненужной, навязанной правительствами народам обоих государств. Под влиянием этих событий он и осуществлял свой замысел в картине «Апофеоз войны». Картина еще не была закончена, а он уже заказал для нее багет с надписью:
«Посвящается всем великим завоевателям, прошедшим, настоящим и будущим...»
Художник Коцебу, увидев набросок этой картины в мастерской Верещагина, изумленно воскликнул:
- Василий Васильевич, что это такое?!
- Это последствия всех ваших массовых батальных сцен, Александр Евстафьевич, - не то в шутку, не то всерьез ответил Верещагин.
- От такой картины у всякого зрителя пройдет мороз по коже.
- Даже у полководцев?
- И даже у полководцев - великих и малых. Черт побери, какую вы страшную штуку затеяли!.. Скачите, Василий Васильевич, я верю вам, что вы видели это голубое, яркое туркестанское небо, бродили по этим сыпучим, жгучим пескам и, наверно, видели разрушенные древние восточные селения с погибшими и засохшими деревьями. Но приходилось ли вам видеть подобные груды человеческих черепов, освещенных вечным солнцем, под которым ничто не вечно?..
- Апофеоз есть апофеоз, - сказал Верещагин знаменитому баталисту. - Я видел смерть, видел омытые дождем и высушенные солнцем черепа и кости, раскиданные по степям Средней Азии. Конечно, в наше время таких жутких памятников не сохранилось. Но разве из черепоз убитых солдат в последней франко-прусской войне нельзя составить такие пирамиды?