Фото художника Василия Верещагина

Накануне русско-турецкой войны

То не тучи темные в небе собираются, -
Это войско русское дружно снаряжается.
То не солнце красное в небе разгорается,
Не туман, не облако в поле расстилается –
Это рать могучая в поход отправляется
Наказать султана, султана турецкого:
Пусть-ка он попробует штыка молодецкого!..

В ночную пору за горными перевалами показались зарева пожарищ. В воздухе пахло порохом. Приближалась пора первых боевых схваток... Как только Верещагин узнал о выступлении России в защиту Болгарии, он решил немедленно отправиться добровольцем в армию. В день объявления войны он пригласил Юрия Яковлевича Лемана и вручил ему в запечатанном конверте завещание.

«В случае моей смерти,- гласило наспех написанное завещание, - прошу Ю.Я.Лемана и А.П.Боголюбова выставить и продать мои работы. Из вырученных 100 000 франков передать жене моей Елизавете Кондратьевне 50000 франков и 50 000 франков отдать моей матери, которую прошу завещать эту сумму в пользу школ, на каковые я отдаю все остальные имеющиеся быть вырученные деньги. Школы эти должны быть не дьячковские, а с реальным образованием по современным педагогическим данным. Писано в полном уме и здравой памяти. В.Верещагин. Прошу моих родных не оспаривать этих моих распоряжений. 25 апреля 1877 г.»

Сдав на хранение Леману кое-какие вещи, упакованные в ящики, и попросив его присмотреть за мастерской и домиком, Верещагин и Елизавета Кондратьевна выехали из Парижа: она - в Мюнхен к родственникам, он без задержки - на Балканы.
Первое письмо из действующей армии Верещагин послал Стасову:

«Владимир Васильевич! Если брат мой побеспокоит Вас, не откажите ему в Вашем содействии для немедленного поступления на службу. Я иду с передовым отрядом в дивизионе казаков генерала Скобелева и надеюсь, что раньше меня никто не встретится с башибузуками. В.Верещагин.
Адрес: Главная квартира».

Своим отъездом в действующую армию Верещагин не удивил Стасова. Однако Владимир Васильевич был против того, чтобы художник рисковал жизнью:

«Я Вас ругаю на чем свет стоит за присутствие на войне, - писал он Верещагину. - Это вовсе не дело художника, без Вас есть сотни тысяч людей, лезущих на сабли и на пушки, Ваша жизнь дороже. И все-таки не могу отказать Вам в глубочайшей симпатии и удивлении!!! С Вашим братом я уже давно вижусь каждый день в библиотеке... Мы хлопочем о поступлении его в войско, к Вам. Но со здешними чиновниками-идиотами канитель длинная...»

Верещагин после первой персональной выставки в Петербурге был не только широко известен, но и горячо любим, особенно среди студенческой молодежи и в прогрессивных кругах интеллигенции. Поэтому Стасов счел нужным сразу же после получения записки с берегов Дуная известить широкую общественность о патриотическом поступке художника.
В газете «Новое время» появилось его письмо в редакцию:

«М.Г. Покорно прошу Вас напечатать следующую выдержку из письма В.В.Верещагина, которое я только что получил из Дунайской армии: «Я иду с передовым отрядом в дивизионе казаков генерала Скобелева и надеюсь, что раньше меня никто не встретится с башибузуками». Этот факт, мне кажется, будет интересен многим у нас. Верещагин - первый пример русского художника, покидающего покойную и безопасную мастерскую для того, чтобы пойти под сабли и пули и там, на месте, в самых передовых отрядах, вглядываться в черты великой современной эпопеи - освобождения народов из-под векового азиатского ига.
Зато у одних только подобных художников, у тех, для кого художество нераздельно с жизнью, у них только и бывают те создания, что захватывают п наполняют душу. В этом талант Верещагина родственен таланту первого современного нашего писателя, графа Льва Толстого. Кто знает, быть может, из-под кисти Верещагина выйдут теперь такие же потрясающие и глубоко художественные картины, какие у того из-под пера вылились однажды рассказы о сражающемся Севастополе. В отношении жизненной правды склад обоих художников - одинаковый.
В. Стасов»,