<>

Константин Коничев. Повесть о Верещагине

   

Верещагин
   
   
Фото художника
Василия Верещагина
 
  

  
   

Содержание:

В родительском доме - 2 - 3 - 4
В царский приезд - 2 - 3
Поездка на богомолье - 2 - 3
Первое плавание - 2
На избранный путь - 2 - 3
В дни «освобождения» - 2
В Академии - 2 - 3
В Тифлисе
В Париже - 2 - 3 - 4 - 5
Поездка в Закавказье - 2 - 3 - 4
На Шексне - 2 - 3 - 4
В Туркестане - 2 - 3 - 4
«Забытый» и другие - 2 - 3
Персональная выставка
2 - 3 - 4 - 5
В путешествие - 2 - 3
В Индии - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Накануне войны - 2 - 3 - 4
На Балканах - 2 - 3 - 4 - 5
На Шипке все спокойно - 2 - 3 - 4
Картины и выставки
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Стасов - 2 - 3
В годы преследований - 2 - 3 - 4
Три казни - 2 - 3 - 4
На венских выставках - 2 - 3 - 4
В Америке - 2 - 3 - 4 - 5
Фонограф Эдисона - 2
У Маковского - 2 - 3
Распродажа картин - 2
Над седым Днепром
2 - 3 - 4 - 5 - 6
Вологодские типы - 2 - 3
Верещагин и Кившенко - 2 - 3
Весной на Севере
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
На Поклонной горе - 2 - 3 - 4
У Забелина - 2 - 3
По следам 1812 года - 2 - 3 - 4 - 5
Портрет Наполеона
На выставках - 2 - 3
В Крыму
Снова за океан - 2 - 3
Поездка в Японию - 2 - 3 - 4 - 5
На Дальний Восток - 2 - 3
В Порт-Артуре - 2 - 3 - 4
На собрании в Академии

   


На Шексне

Несмотря на усталость, на серый день, Верещагин и Степан чувствовали себя превосходно, и ни тот ни другой в мыслях не жаловались на неудачу. Наконец добрались они до Шексны. Вправо и влево от устья лесного ручья, поглощенного широкой и быстрой рекой, раскинулось серое, словно свинцовое плесо. Повеяло холодным ветерком. С северной стороны по течению без бурлацкой артельной помощи шли порожняком барки в Рыбинск. На крышах-палубах орудовали водоливы и рулевые. А навстречу порожняку - против течения, из-за косогора, показалась груженая баржа, за ней другая. По берегу тропой-бечевником густой ватагой шагали бурлаки. Верещагин застыл на месте. Повесив ружье и котомку на сук дерева, он сказал Степану:
- Подожди. Дай посмотреть. Это же картина!
«Серый день, грустный фон... Сотни людей, продавших свою силу из-за куска хлеба, надрывают здоровье, укорачивают жизнь. Сильна, быстра Шексна, да есть и против нее артельная мужицкая сила... Вот она - картина: бурлаки, шекснинские бурлаки! Какая смесь типов!..» Верещагин стал с большим интересом присматриваться к бурлацкой ватаге. Она поравнялась с ним, стоявшим на песчаном бугорке. В переднем ряду молодой парень, приослабив на груди лямку, затянул песню:

Золотая наша рота,
Тащит черта из болота!
Эх, дубинка, ухнем!..

Тяжелая бечева плеснулась по речной поверхности, затем натянулась туго, как струна, от бурлацких спин до самого раскрашенного носа баржи. Послышался припев песни, и люди враскачку, не спеша прошагали под бугром мимо Верещагина и Степана, даже не взглянув на них.
- Картина, в которой нет прелести, а все же картина, - проговорил убежденно Верещагин. - Есть тут над чем поразмыслить! Тяжкий, подневольный труд, изнеможение одних ради обогащения других. Вот где надрываются люди для того, чтобы сыто, вольготно, роскошно и распутно жилось вон тому и подобным ему паукам, что сидит за самоваром на палубе... Это же картина!..
- Кому - картина, а кому слезы. Думаешь, им легко? - вымолвил Степан. - След в след идут, как голодные волки.
- В том-то и дело, что нелегко!
- Летняя дороженька в Питер. По речной воде да по бурлацкому поту мильёны пудов груза идут. И самая что ни есть голь перекатная.
- Люди эти создают богатство, только не себе. Пример наглядный несправедливости. Когда же будет на земле правда? - задумчиво спросил Верещагин. Степан опять ему напомнил:
- Не такой свободы мы от царя ждали. Может, еще и образуется, но пока облегчения нет и нет.
Подошла вторая пестрая бурлацкая ватага.
- Давай, Степан, пойдем за ними.
- Пойдем, глядишь, до Пертовки время незаметно пробежит, да опричь того послушаешь, как у этих людей ребра хрустят.
Немного приотстав от бурлаков, пошли они по их следам, по протоптанному бечевнику. Нетерпеливый Катайко бежал впереди всех и часто оглядывался, не теряя из виду незадачливых охотников.
Перед утром с передней барки послышался звучный голос караванного:
- Эй! Зачаливай! Кашу варить!..
Две баржи пристали к берегу. Крепкими канатами прячалились за прибрежные огромные сосны с обнаженными корнями на желтом сыпучем песке. Бурлаки разожгли костры, появились прокопченные котлы на таганах, закипела вода с пшеном, запахло гарью. Уставшие на большом переходе, бурлаки похлебали из общих котлов каши, запили речной водой и вповалку, тесной кучей легли отдыхать. Скоро из-под лохмотьев рваной одежды раздалось дружное, с присвистом, храпение. Верещагин вернулся в Любцы. Впечатление от бурлацкой ватаги не давало ему покоя. В то лето, живя в Любцах, он почти каждый день выходил на берег Шекспы посмотреть на караваны барж, на бурлаков, проходивших из Рыбинска в Петербург. Из тех бурлацких ватажек, запечатленных им много-много раз в натуре на берегах родной реки, в его представлении возник план картины. Был уже сделан беглый набросок красками: густая толпа, в несколько десятков человек, надрываясь, идет по берегу, за ней еще бурлацкая артель. На гладкой поверхности реки тянутся баржа за баржей. Сделав набросок картины, Василий Васильевич приступил к разработке этюдов. В Пертовке он собрал бурлацкие «костюмы» - лохмотья. Не было недостатка и в натурщиках. Отец раздобрился: отвел в барском особняке самую большую комнату для работы. В стену были вбиты крюки, за них зацеплены бечевы с лямками. Эти лямки натурально, как бурлаки на Шексне, тянули любецкие и пертовские мужики. Охотник Степан, сторож Максим, садовник Илья не прочь были позировать художнику, благо заработок на этой легкой работенке, возбуждавший у них смех и недоверие, приравнивался к заработку настоящих бурлаков.

План картины окончательно созрел в голове художника, но замыслу этому не суждено было осуществиться. Василий Васильевич уезжал в Петербург с бурлацкими этюдами и набросками пришекснинских пейзажей. В карманах было пусто. Отец не дал ни гроша. Мать не имела денег. Провожая его, она заливалась слезами, говоря, что, наверно, в последний раз с ним видится. Верещагин с горечью думал о том, что забота о существовании заставит его надолго отказаться от работы над «Бурлаками». Василий Васильевич не ошибся. В Петербурге он был вынужден заниматься выполнением мелких заказов ради заработка, пока не представилась возможность поехать в Туркестан. О шекснинских бурлаках поневоле пришлось забыть.

продолжение