Фото художника Василия Верещагина

Верещагин в Туркестане

Всю осень и теплую ташкентскую зиму Верещагин изучал быт, нравы и обычаи жителей Ташкента. В ту пору еще существовали в Ташкенте невольничьи караван-сарай, где по сходной цене наряду с ишаком и верблюдом можно было купить человека. Зарисовки работорговцев появлялись в альбомах художника; снова, как и на Кавказе, накапливались рисунки, наброски и намечались композиция будущих картин. Не ограничиваясь скупыми карандашными зарисовками в городе и окрестностях, художник писал этюды красками. Его натурщиками были простые люди, нищие - дуваны, одурманенные опиумом, киргизские кочевники-охотники. В одном селении, по пути к городу Ходженту, Верещагин узнал, что в районе Самарканда предполагаются в скором времени боевые схватки с войсками эмира Бухарского. Быть очевидцем взятия Самарканда ему не удалось. Он опоздал на сутки. Генерал-губернатор Кауфман, оставив в городе гарнизон из пятисот человек под командой полковника Назарова, сам с главными силами русских войск отправился преследовать непокорных бухарцев.
Самарканд с его архитектурными памятниками удивил и очаровал Верещагина. Он не пожалел о том, что не пришлось ему увидеть здесь кровопролитных зрелищ. В сопровождении казака-денщика, вооруженный увесистым револьвером, Верещагин отправился осматривать столицу легендарного Тимура. Он долго стоял на возвышенности Ташкентской дорогя и любовался открывшейся величественной панорамой города с многокрасочными мечетями и минаретами, кривыми тупиками, застроенными глинобитными домами с плоскими крышами и навесами. В центре города - площадь Регистана. К ней ведут улицы Самарканда. Главная из них, между площадью и мавзолеем Биби-ханум, - наиболее оживленная, с множеством лавок, мастерских, с хаузами-водохранилищами и с шумными чайханами. Испытывая сильнейшую жажду от невыносимой азиатской жары, к которой Верещагин не мог сразу привыкнуть, он зашел в чайхану напиться вдоволь зеленого чаю. Узбеки с удивлением наблюдали за тем, как одну за другой он опустошал объемистые пиалы. Они даже прервали на время свои политические споры, и дервиш, воспользовавшись этим, начал проповедь, хотя в чайхане не было желающих слушать надоевшие нравоучения из Корана.

Ароматный дым кальяна и обильная доза выпитого крепкого чая опьяняюще подействовали на Верещагина. Он вышел на улицу, где спешили куда-то женщины, унося детей и незавидный домашний скарб. В накаленном воздухе слышался противный рев навьюченных ишаков. В городе происходила необычная суета. Многие жители в ожидании кровавых событий предусмотрительно покидали Самарканд, уезжали и уходили в дальние селения. На площади Регистана Василий Васильевич встал в тени роскошного ветвистого дерева и долго смотрел на город. Узбеки следили за ним, а он, не замечая их пристальных взглядов, смотрел на портал одного из чудесных зданий, украшенного мозаикой и витиеватой надписью. Кто-то из местных жителей подошел к нему, прочитал вслух и перевел надпись:
«Основатель здания науки - великий Султан, сын Султана, сына Султана - Улугбек Гурагани... Здание по высоте двойня небесам, и от тяжести его хребет земли приходит в содрогание...» Видимо, в последних словах этой надписи верующие узбеки не сомневались, ибо два минарета когда-то рухнули от землетрясения.
«Где же я видел подобное зрелище древней восточной красоты? - изумлялся Верещагин. - Нигде! Во сне я не мог видеть подобных чудес: разве в знаменитых сказках Шахразады встречается подобное видение!.. Да здесь такая натура, как нигде в мире! Карандаш не в состоянии передать... Тут нужны краски, достойные великих безымянных мастеров древности, создавших это земное чудо - Самарканд...»
Верещагину захотелось поскорей взяться за свой этюдник, раскинуть зонт и, сидя в тени, зарисовывать архитектурные памятники. Но надо было осмотреть все достопримечательности, составить общее впечатление, а потом уже начать работу над этюдами. Нашлись знавшие русский язык проводники-узбеки, которые охотно согласились сопровождать Верещагина, показывать ему город, рассказывать все то, что знали они из устных и книжных легенд о своем городе, о его многовековых памятниках. Древние старцы в белых чалмах, в длинных цветастых халатах с широкими рукавами водили его по улицам и площадям, останавливаясь перед зданием медресе Шир-Дор. Старик узбек, умудренный арабской книжной наукой и знанием многих восточных языков, показывал на ребристые купола покосившихся минаретов, на тончайшую роспись стен, на причудливый бирюзовый орнамент мозаичных украшений и говорил напевно, словно читая изречения из Корана:
- Русский пришелец, это здание, именуемое медресе Шир-Дор, построено зодчим Абдул-Джаббаром и полководцем Ялангтушем. Древние письмена вещают, что они соорудили строение, украшающее небо и землю. Персидскими словами сказано: «Веками не достигнет верха запретных его минаретов искусный акробат мысли по канату фантазии. Когда архитектор точной правильности воздвиг изгиб арки портала, небеса, приняв ее за новую луну, прикусили палец от удивления!..»
Верещагин, слушая узбека, дивился древнему остроумию и смотрел с площади на фасад здания, украшенный изображениями львов, преследующих фантастических серо-зеленых ланей... А в эту пору на площади Регистана под навесами чайхан и торговых заведений узбеки собирались кучками и вели разговоры о распыленных по Туркестану русских войсках, о малочисленном гарнизоне, оставшемся в крепости. Поговаривали узбеки и о восстании, если эмир Бухарский перехитрит Кауфмана и с большими силами ворвется в Самарканд. Верещагин примечал возбужденность узбеков, однако, не понимая их языка, не подозревал - о чем они так повсюду шумят. А проводник-узбек уводил его все дальше и дальше от этих шумевших толп народа и показывал одно за другим наиболее интересные здания Самарканда. За долгий летний день Верещагин успел осмотреть все главнейшие архитектурные памятники. Побывал внутри мавзолея Гур-Эмира, где зарисовал резные двери тончайшей ювелирной работы. Двери были сделаны из ценнейших пород дерева и слоновой кости. Здесь же, за открытыми дверями, виднелась, подобно кружеву, ажурная решетка из белого мрамора, а за ней - нефритовое надгробие легендарного Тимура...
Верещагин долго смотрел на эти чудеса искусства, мысленно уносился в далекое прошлое когда-то могучей державы и представил в своем воображении двух до зубов вооруженных богатырей-монголов, охраняющих двери к жилищу своего вождя. Так зарождалась картина, готовая тотчас же, без эскиза, появиться на полотне...