Фото художника Василия Верещагина

На Поклонной горе и Бородинском поле

Старик повел Верещагина в сторону села Бородина, по мосту, перекинутому через речку Колочь. Остановились на скрипучих мостовинах, облокотились на перила. Верещагин посмотрел сверху в чистую прозрачную речку. На дне виднелись мелкие камешки, у травянистых берегов плеснулись испуганные щуки, оставив широкие круги на поверхности.
- У этого моста, Василий Васильевич, и началась схватка русских егерей с французом. Отсюда и пошло все сражение. А река тогда, сказывали старики, помутнела от крови. Всех мест, господин художник, пожалуй, за день и не обойти. Давай вернемся к лошадке, сядем в телегу и покатим по той дороге к деревне Валуево, а там дорогу найдем и дальше куда заглянуть...
Снова застучали колеса по выбоинам немощеной дороги. Верещагин с провожатым Киркором поехали в деревню, названную Валуево. У самой околицы, на пне, мужик отбивал косу. Старик провожатый поклонился соседу. Тот отложил косу и, увидев двух незнакомых приезжих, как бы догадываясь, зачем они приехали, сказал старику:
- Ты бы, Феофан, задержался у нас в Валуеве да показал бы добрым людям ту избу, где император французский в ночь на двадцать шестое августа почивал.
Старику, видно, не понравился подсказ соседа, он сердито ответил:
- А черт его знает, почивал ли он тут! Быть - был, это верно, а до спанья ли ему было перед такой страшной битвой?.. Меня не учить, знаю, кого вожу и чего кажу! Скажи-ка ты мне, что происходило между деревнями Беззубово и Захарово?
- Война, - ответил коротко мужик, отбивавший косу. - Ага, война... это и младенцы знают. А кто с кем?
То-то, не знаешь, а лезешь в подсказчики! Ты нам дело не путай. Глядишь, с твоих слов господин художник, Василий Васильевич, не то и нарисует. А нужна правда. Так вот, отсель видать... между тех деревень происходила драка русской кавалерии графа Уварова с кавалерией французского генерала Ордана.
- Орлана, - поправил Верещагин и пожалел, что перебил старика.
- Да, да, может быть, по-французски и так, в одной букве нетрудно и ошибочку сделать, давно ведь это было. А ну, поехали дальше!..
Через полчаса они выехали на возвышенность, откуда хорошо просматривалась бородинская окрестность. Остановили лошадь, и все трое сошли с телеги.
- От этого места много можно глазом охватить, - сказал старик, оглядываясь вокруг. - Вот эти божьи твари, - показал он на монахинь из Спасо-Бородинского монастыря, - испортили нам с вами всю картину!.. Не на месте стогов наставили. Тут был когда-то редут, а около лежал смертельно раненный господин Багратион, вот не знаю, как его звать по имени-отчеству. Может, вы изволите знать?
- Петр Иванович, генерал от инфантерии, - сказал Верещагин и стал с особой внимательностью осматривать местность, где высились стога уже успевшего пожелтеть сена.
- Отсюда его на носилочках и унесли в ту сторону, где кобыла ходит с жеребчиком: там был курган с укреплением, а за тем курганом, ныне изрядно срытым, - песок вывезли для поправки дорог, - стояло в засаде войско Раевского... Давайте-ка мы с вами махнем в деревню Татариново, там еще кое-что вам напомнит про былые дела, - предложил провожатый.
За небольшим перелеском они въехали в поскотину. Коровье стадо паслось и грелось на обширной поляне, поросшей мелким кустарником. На горушечке лежал дремлющий пастух. Лицо его было накрыто соломенной шляпой, подол выцветшей рубахи завернулся на грудь, так что солнце, гулявшее в безоблачных просторах, скользило лучами по загоревшему животу. Мальчик-подпасок играл на берестяном рожке какую-то унылую мелодию. Коровы слушали игру и, довольные, стояли поблизости, лениво жуя свою жвачку.
- Бородинская пастораль! - заметил Верещагин, показывая Киркору голобрюхого пастуха и его бдительного подпаска. - Для «передвижников» готовый этюд, в красках, со светотенью...
- А нам известно, - заговорил опять старик, - что на эту горку или вокруг нее двадцать пятого числа была выставлена французская батарея. И где бесстыжий пастух развалился, дрыхнет, закрыв образину шляпой, тут Наполеон с маршалами того числа расписал план боя. Да Кутузов, Михаил Илларионович, все ему и попутал... А теперь нам надобность ехать прямо в Татариново. Там можно у моих знакомых чаишком побаловаться...
Поездка по бородинским окрестностям, да еще с таким провожатым, вполне устраивала Верещагина. Его воображению представилась картина сражения двух великих армий. В Татаринове, в старой, приплюснутой к земле избушке под соломенной крышей, за некрашеным столом, с толстой столешницей из широких березовых тесин, Верещагину и его спутникам подали самовар и чайную посуду.
- А чаек и сахарок, бог милостив, если есть - то кушайте свой. У нас этого заведения нет, - жалобно объявила старушка - одна-единственная оставшаяся дома в эту страдную пору.
- Нам не это дорого, - торжественно и важно заговорил старик провожатый. - Тут люди из Москвы, они чаем-сахаром сыты. А ты вот скажи-ка им, москвичам, чем ваша изба красна, чем именита?..
- Про то, родимой, всем людям ведомо, - отвечала старуха. - И свекор мой, бывало, говаривал, и другие добрые люди тому были свидетели, сказывали: в этом углу за этим столом сам Кутузов сидел с начальниками...
- Видите, куда я вас затащил! - с гордостью, сверкая глазами, возгласил старик и стал разливать кипяток в чашки.
В тот же день, с помощью старика провожатого, Верещагин собрал полный карман французских пуль и картечи. Он побывал на могилах французских и русских солдат и, когда вернулся домой, соорудил небольшую посылку и отправил ее во Францию на имя критика Жюля Клярти. На мешочек с пулями он приклеил записку: «Французские печеные яблоки, собранные на огороде в Бородине, позади бывшего главного редута...»