Фото художника Василия Верещагина

По следам 1812 года

Несколько дней пробыл Верещагин в Ельне. Он жил вместе с натурщиком Филипповым у трактирщика в отдельном мезонине, откуда был виден ельнинский базар с его конной меной и торговлей. После утреннего чаепития и завтрака Верещагин выходил на базар, толкался среди приезжих мужиков, высматривая натуру для партизан в задуманных им картинах. В желтых дубленых шубах, в меховых ушанках встречались почти на каждом шагу крепкие, краснолицые,' с широкими русыми бородами деды из смоленских деревень. Возможно, среди них были сыновья, - а уж внуки несомненно, - тех самоотверженных партизан, которые, по меткому слову Льва Толстого «...в минуту испытания подняли первую попавшую дубину и гвоздили ею неприятеля до тех пор, пока в душе их чувство оскорбления и мести не сменилось чувством презрения и жалости...» Невзирая на резкие холода, Верещагин в записной книжке сделал несколько зарисовок карандашом и отметил в своей памяти группу характерных типов смоленских бородачей. В Ельне, запасшись кормом, он поехал на своей бойкой лошадке в Пнево, а оттуда - в Бредихино. Там в двенадцатом году Наполеон ночевал на постоялом дворе и в ту же ночь русский дед-мороз насмерть уничтожил триста наполеоновских гренадеров. В Бредихине, на вечерней мужицкой посиделке, Верещагин наслушался много разных бывалыцин о событиях 1812 года. В большой прокопченной избе собрались бредихинские мужики. Верещагин с неизменным Георгием в петлице сначала сам кое-что рассказал им из запасов своих впечатлений и наблюдений. Рассказы его были просты, увлекательны и веселы. Понемногу разговорились и мужики. Один из них, по уличному прозвищу Миша Костыль, намекнул барину:
- Нам бы, добрый человек, для развязки языков водочки четвертуху!
- И как раз хватит!.. Без выпивки разговоры сухи бывают, - поддержали соседи Мишу Костыля; и тотчас снарядили его в соседнюю деревню к шинкарю. Пятирублевки, пожертвованной Верещагиным для поддержания беседы, было вполне достаточно. Пили все понемногу - по чайной чашке, по стаканчику. Закусывали чем бог послал, не особенно плотно - чесночком да лучком, без хлеба-соли, чтобы хмель в головах дольше держался. А потом и разговорились. С большой охотой, дополняя один другого, бредихинские старожилы поведали о том, что слыхали от стариков про дела минувшие. Тут художник узнал подробности (и записал мужицкие рассказы) о храбром предводителе партизан Семене Архипове, который собрал сначала небольшую группу крестьян, вооруженных чем попало, и стал внезапно нападать на разрозненные, подчас заблудившиеся отряды французов. К нему примкнули крестьяне окрестных деревень, и тогда партизанская группа Семена Архипова выросла в несколько сотен человек. Действовали они из засад и лесных засеков осторожно, внезапно и всегда с боевым успехом. Пока французы отступали через смоленские края, отряд Семена Архипова перебил тысячу пятьсот и захватил в плен две тысячи французских солдат.
- А не слыхали вы от стариков - какой внешности был Семен Архипов? - спросил Верещагин.
- Он был похож на Илью Муромца! - ответил Миша Костыль.
- Нет, на Ивана Сусанина, - заметил другой крестьянин.
- Я запомнил меньшого сына Семенова, он выглядел в свои пятьдесят лет русым красавцем и роста был высокого. Наверно, в отца, - сказал третий.
Так мало-помалу в представлении Верещагина создался внешний облик смоленского партизана Семена Архипова. О героической кончине своего славного земляка мужики рассказывали так: он и с ним еще три соседа-партизана - рыжий Федя, Гриша Толкачев да хромой кузнец Еремей - были схвачены гусарами врасплох, их связали и повели на Большую Смоленскую дорогу. По пути избили и прикончили Гришу Толкачева. Остальных троих представили самому Наполеону. Тот со своей свитой в стороне от дороги грелся у разведенного костра. Одет он был тепло - в зеленую шубу, лицо закрыто меховым воротником. Наполеон спросил гусар о пленниках и, узнав, что они были захвачены с оружием, коротко распорядился: «Расстрелять!»
Рассказы мужиков вызывали новые размышления. Возникали, отменялись и снова всплывали в воображении Верещагина сюжеты двух картин: первая - «Партизаны в лесу», по образу и подобию Семена Архипова с товарищами, и другая- «С оружием в руках? Расстрелять!» - трое связанных выслушивают смертный приговор императора, в свою очередь обреченного на гибель. На другой день художник отобрал шесть крепких бородачей из деревни Бредихино, взял себе в помощь натурщика Филиппова и со всеми вместе на лыжах, сделанных из старых полозьев, отправился в густой, засыпанный снегом, сосновый лес. На опушке отыскали подходящее место для «засады». Все шесть бородачей охотно согласились позировать. Дело нетрудное - стоять за стволами деревьев и поджидать воображаемого француза. Впереди, у матерой сосны, художник поставил крепкого мужика в дубленой шубе, с топором в руке. И тот понял свою обязанность главного подстерегателя, улыбнулся в рыжеватую бороду, подмигнул художнику и изрек на своем смоленском наречии:
- Не замай! Дай подойти!
Эта мужицкая фраза, сказанная уместно и с понятием, понравилась Верещагину, запомнилась им и стала наименованием картины.
Петр Филиппов вытоптал в снегу яму, по краям положил лыжи, на них сел Верещагин и поставил перед собой на снег раскрытый ящик-этюдник. Мороз щипал лицо, пальцы зябли, краска стыла на палитре, и не подчинялись застывшие на морозе кисти. Поработав на холоде с полчаса, Верещагин сказал:
- Закуривай, братва! Только снег с веток и кустов не стряхните. Снег мне нужен для маскировки. А ты, Петро, наломай сушняку, надери бересты и разведи костер возле меня, чтоб руки подогреть и краскам не стынуть. Партизан я должен изобразить невзирая на мороз.