|
|
|
|
Фото художника Василия Верещагина | |
| |
|
На Шексне
Узнав, что Верещагин вышел поохотиться на целый день - до ночи, Степан сказал:
- День хороший, полтины стоит. Изволь, коли не погнушаешься, поброжу с тобой. Давай поначалу ястреба в Пертовку отнесем. Я тебе, Васятка, прости, что так зову, чучело из него на память сделаю.
Они привернули в Пертовку и зашли в старую, вросшую в землю Степанову избу.
Прошло почти шесть лет со времени раскрепощения крестьян, но, как приметил Верещагин, от своей бедности Степан не избавился. Словно угадывая его мысли, тот заговорил не без досады:
- Не такого освобождения ждали мы от царя. Земля в копеечку обходится, а где ее возьмешь, копеечку-то! Заработки только на Волге или в городах. Из нашей Пертовки восемнадцать мужиков да парней и десяток девок в го-род на отхожие заработки подались с весны... полюбится, так и не вернутся. Мои бы годы помоложе, не усидел бы в деревне... Ну как - в лодке по Шексне или пешком побродим?
- А ты не устанешь пешком? - спросил Верещагин.
- Нашел о чем спрашивать! А ты попробуй за мной угнаться!
Степан взял краюху черного хлеба, узелок соли; за голенище засунул неуклюжий, острый, из обломка косы, нож, прибавил в роговую пороховницу пороху, зарядил кремневое ружье и под веселый лай Катайки пошел рядом с Верещагиным вдоль Пертовки в гору, мимо старой верещагинской усадьбы с забитыми окнами.
- Домище-то какой пустует, - сказал Степан. - Конечно, в Любцах - усадьба получше и село повеселее. Вот женился бы, Василь Васильевич, и жил бы поживал здесь, в Пертовке. Небось в Питере кралю подглядел: грудь колесом, брюхо рюмочкой! Да и пора уж!
- Нет, Степан, жениться еще не пора. А для деревни я только гость. Дом со временем для училища пригодится.
- Куда ж тогда ученых девать? Наша грамота - «Отче наш, избави нас от лукавого» да на безмене знать вес - вот и всё.
- Не хитри, Степан: одно говоришь, другое думаешь, - возразил Верещагин.- Муяшк и без грамоты умея, но книжная мудрость ему не помеха!
- Само собой...
Миновали сенокосные пустоши, где вот-вот зазвенят косы-горбуши и густая, пахучая трава покорно ляжет у ног косаря. Вышли на лесную подсеку. Еще несколько лет назад стоял здесь строевой сосновый лес. Нынче без конца и края лысели свежие пни. Отец Верещагина поспешил сбыть этот лес череповецким подрядчикам-строителям и вырученные деньги прожил в Питере.
«Не одна тысчонка проданных на корню деревьев перепала и на мою долю, - подумал Верещагин, - и сколько еще этого добра у отца, наверно, сам не знает». Хрустя по валежнику подошвами огромных и неуклюжих сапог, Степан всё дальше и дальше вел Верещагина в глубь леса. Скоро день стал клониться к вечеру. Двадцать верст прошли они по лесу, по пустошам, по заливным лугам, кружились около каких-то озерков и наконец, усталые, сели отдохнуть около заброшенной лесной избушки, на бережок ручейка. Степан разом съел всю краюху ржаного хлеба и помог Верещагину доесть пирог с белозерскими снетками.
Подкрепившись, поговорили о том, что охота с каждым годом становится хуже и хуже, потому что лесорубы перепугали всякую лесную живность, а на Шексне судоходное оживление мешает уткам; о том, что самая хорошая охота теперь на восточном побережье Кубенского озера, но в такую даль не вдруг доберешься...
- Я соскучился по нашей пришекснинской природе,- сказал Верещагин. - Смотрю я на здешние места, и на память приходят стихи Пушкина. Не об этих ли местах он писал? Впрочем, он не бывал здесь, но как похоже у него сказано, будто тут зарисовано. Послушай, Степан:
...На склоне темных берегов
Какой-то речки безымянной,
В прохладном сумраке лесов,
Стоял поникшей хаты кров,
Густыми соснами венчанный.
В теченьи медленном река
Вблизи плетень из тростника
Волною сонной омывала
И вкруг него едва журчала
При легком шуме ветерка.
Долина в сих местах таилась
Уединенна и темна,
И там, казалось, тишина
С начала мира воцарилась...
- Да, уж что говорить, складно сложено! - отозвался Степан. - Мы так не умеем. У нас проще - шуточки да прибауточки, да песенки-коротушечки. А это для ученых придумано. Нам так не сказать.
- Всему свое время, Степан. Дойдет грамотность и до мужика. Пушкин для народа - свой человек...
- Дай бог. И то в Пертовке нынче грамотеев прибавилось. Теперь по усопшим есть кому и кроме дьякона псалтырь читать...
Усталые, сидели они и лениво, неторопливо разговаривали о делах деревенских, о Степановых заботах, непосильных оброках за отошедшие мужикам земельные обрезки. Наговорились вдосталь, и оба, пригретые солнцем и баюканные тихим шелестом листвы, вздремнули в утомлении. Катайко вытянулся на траве, и, как только услышал всхрапывание охотников, тоже заснул, не тревожась за их покой. Проспали они всю короткую июньскую ночь и проснулись, когда стало холодновато от утренней росы и некстати потянул ветерок, заволакивая небо облаками.
продолжение
|