<>

Константин Коничев. Повесть о Верещагине

   

Верещагин
   
   
Фото художника
Василия Верещагина
 
  

  
   

Содержание:

В родительском доме - 2 - 3 - 4
В царский приезд - 2 - 3
Поездка на богомолье - 2 - 3
Первое плавание - 2
На избранный путь - 2 - 3
В дни «освобождения» - 2
В Академии - 2 - 3
В Тифлисе
В Париже - 2 - 3 - 4 - 5
Поездка в Закавказье - 2 - 3 - 4
На Шексне - 2 - 3 - 4
В Туркестане - 2 - 3 - 4
«Забытый» и другие - 2 - 3
Персональная выставка
2 - 3 - 4 - 5
В путешествие - 2 - 3
В Индии - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Накануне войны - 2 - 3 - 4
На Балканах - 2 - 3 - 4 - 5
На Шипке все спокойно - 2 - 3 - 4
Картины и выставки
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Стасов - 2 - 3
В годы преследований - 2 - 3 - 4
Три казни - 2 - 3 - 4
На венских выставках - 2 - 3 - 4
В Америке - 2 - 3 - 4 - 5
Фонограф Эдисона - 2
У Маковского - 2 - 3
Распродажа картин - 2
Над седым Днепром
2 - 3 - 4 - 5 - 6
Вологодские типы - 2 - 3
Верещагин и Кившенко - 2 - 3
Весной на Севере
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
На Поклонной горе - 2 - 3 - 4
У Забелина - 2 - 3
По следам 1812 года - 2 - 3 - 4 - 5
Портрет Наполеона
На выставках - 2 - 3
В Крыму
Снова за океан - 2 - 3
Поездка в Японию - 2 - 3 - 4 - 5
На Дальний Восток - 2 - 3
В Порт-Артуре - 2 - 3 - 4
На собрании в Академии

   


Над седым Днепром

- Плохо вы думаете о народе, - возразил Верещагин. - Если бы народ не понимал, то, вероятно, на мои выставки в России и за границей не приходили бы сотни тысяч посетителей. Третьяков это отлично знает. Не обижайтесь на мою прямоту, Иван Николаевич, я иначе не умею ни говорить, ни думать. С Третьяковым вам не соперничать. Вернее, можно соперничать, но выравняться вам с Третьяковым не удастся. Он уже много успел сделать и, создавая картинную галерею, прежде всего думал и думает о народе. Это хорошо, что сама современная жизнь выдвинула такого собирателя в Москве, в сердце России, в древней нашей столице. Мы, художники, очень любим Третьякова и почитаем за честь поместить свои труды в его галерее. Как-то Павел Михайлович, критикуя правительственный и бюрократический Петербург с его интригами, писал мне, что в будущем Москва будет иметь громадное значение как центр России. Разумеется, мы не доживем до этого, но доживет бессмертный народ.
- Вы что-то, Василий Васильевич, в отношении народа возвышенно говорите, - вставил Прахов. - Однако нахожу, что справедливо. Вот я занят постройкою в Киеве Владимирского собора, и, представьте себе, мне и художникам приходится думать о вкусах народа.
- О соборе после, - оборвал Прахова Терещенко, - послушаем нашего уважаемого гостя.
- Слушать меня не всегда бывает интересно,- заметил Верещагин. - Понравится ли вам, Иван Николаевич, и вам, господин Ханенко, как известным коллекционерам, если я скажу: поспешайте увеличивать, обогащать ваши художественные коллекции и поторопитесь сами подарить эти ценности городской управе для всеобщего доступного обозрения. Так будет благороднее, да- и надежнее. Господа, я думаю, не за горами время, когда народ сам соберется со всей своей силой и окажется хозяином положения...
- Василий Васильевич! - с удивлением воскликнул Терещенко. - Или я вас не понимаю, или вы отчаянный революционер!..
Верещагин взглянул на хозяина и усмехнулся. Густые усы и широкая борода не могли скрыть его добродушной усмешки.
- Отчаянный революционер, - повторил он. - Вот так меня и Третьяков называет даже в письмах, не остерегаясь Третьего отделения. Я далеко не революционер в прямом понимании этого слова. Но, бывая всюду,- на Западе, на Востоке, в Америке, - следя за литературой и политикой, предвижу надвигающиеся события. Убийство Александра Второго - это незначительный эпизод в сравнении с тем, что может произойти...
Терещенко почувствовал, что разговор становится опасным: «Как бы этот Верещагин не наговорил еще чего лишнего...» и, чтоб художник умолк, перебил его, обращаясь ко всем:
- Господа! По окончании осмотра моей галереи нам нужно договориться - как удобнее и лучше провести время нашему гостю.
- Да, да, обязательно, - живо согласился Прахов. - Побывайте, Василий Васильевич, в соборе, посмотрите, как мы его украшаем. Там работают известные мастера живописи.
- А потом не сегодня, так завтра надо съездить в пригороды, в Куреневку, на дачу «Кинь грусть», посмотреть на Киев и Приднепровье с высоких берегов, - предложил Терещенко.
Ханенко поспешно добавил:
- Побывайте и у меня, Василий Васильевич, я вам покажу коллекцию икон и другие предметы далекой древности. В Софийском соборе, в Печерской лавре и в пещерах вам надо побывать обязательно. На что же это похоже, Василий Васильевич, вы весь мир исколесили, а Киева не знаете...
- Да, плоховато знаю. Потому и приехал.
- Не хотите ли отдохнуть с дороги? - спросил хозяин.
- Отдыхать не привык, - отозвался Верещагин. - Для меня лучший отдых - разъезды.
На другой день Верещагин ходил с Праховым во вновь построенный, но не вполне еще расписанный изнутри Владимирский собор. Огромное здание с внешней стороны произвело на Верещагина неопределенное впечатление. Он долго стоял посреди бульвара, рассматривал архитектурные формы этого храма, воздвигнутого в честь князя Владимира, и молча слушал пояснения Адриана Прахова.
- Я замечаю, Василий Васильевич, вы, глядя на собор, чего-то не находите, или вам что-то кажется лишним? - спрашивал Прахов и старался растолковать Верещагину причины смешения стилей, допущенные в архитектуре собора. - Тут, Василий Васильевич, с внешней стороны если рассматривать, то окажется не все в порядке. Три архитектора-иноземца - Шром, Спарро и Беретти - составляли проект, оттого и получилось смешение романского стиля с византийским и что-то неуловимое от древнерусских храмов. Но главное, и самое привлекательное в соборе,- это внутренняя роспись. О ней-то и хочу услышать ваше мнение.
Все двери и окна собора были раскрыты. Запах краски, спиртового лака, скипидара и клея распространялся вокруг. Прахов, уступая дорогу, пропустил вперед Верещагина. Они вошли под тяжелые раскрашенные своды. Еще кое-где по углам стояли лестничные клетки и леса. Виктор Михайлович Васнецов сидел в подвешенной под сводами дощатой коробке, подкрашивая ресницы у богоматери. Михаил Александрович Врубель стоял на верху лестницы и, покуривая, дорисовывал орнаменты, состоявшие из цветистых лепестков водяных лилий и ландышей, чередовавшихся с головками херувимов. Тихий Нестеров мечтательно, с большим вниманием углублял морщины на лице какого-то юродивого старца. Художники были увлечены своим делом и не заметили, как вошли Верещагин и Прахов.
- Здравствуйте, братья-художники! - возгласил Василий Васильевич. - Мой вам низкий поклон!..
- Добро пожаловать, добро пожаловать! - с высоты, окающим вятским говорком ответил на приветствие Васнецов и стал спускаться. Прекратили работу и Врубель с Нестеровым. Только несколько учеников-подмастерьев, продолжая свое дело, украдкой поглядывали на художников.
- Все разъезжаете, разъезжаете, Василий Васильевич, и когда успеваете столько работать? - заговорил Васнецов, крепко пожимая руку Верещагину. - Вот и в здешние края наконец-то заглянули. - И, обращаясь к Прахову, сказал: - Адриан Викторович, поручили бы вы Верещагину работку. Пусть бы он своей кистью оставил след на стенах собора.
- След, говорите, - усмехнулся Верещагин. - Не люба моя кисть господу богу... Вы, вероятно, слышали или читали в газетах о том, как в Вене на выставке мои картины на религиозные темы были сожжены кислотой с благословения папы?
- Как же, как же, слышали.

продолжение