Фото художника Василия Верещагина

На собрании в Академии

В скоре после катастрофы «Петропавловска» в Петербургской Академии художеств состоялось траурное заседание. Собрались художники. Пришла молодежь, главным образом студенчество. Приехал Стасов. Опираясь на трость, он еле-еле переступал по лестнице. Много раз он хаживал по ней, но никогда еще так тяжело не поднимался, как сегодня. Остановился, взялся рукой за грудь, передохнув, сказал сопровождавшему его скульптору Гинцбургу:
- Был конь, да изъезжен. Выдохся старик... Не знаю, Илья Яковлевич, смогу ли выступить. А Василий Васильевич, тот годиков пятнадцать-двадцать пожил бы еще... Тот крепок был...
Конференц-зал был давно уже переполнен. Студенты аплодировали Репину, появившемуся в президиуме. Не успели стихнуть рукоплескания, как в дверях показался Стасов. Аплодисменты усилились. Траурный вечер открыл вице-президент Академии Толстой. Уныло прозвучали казенные речи официальных представителей. Только Стасов и особенно Илья Ефимович Репин своими выступлениями оживили собрание. Согбенный Стасов, поглаживая широкую седую бороду, волнуясь, начал речь. Смерть Верещагина до глубины души потрясла его. Он говорил тихим, старчески-глухим голосом, и в его словах чувствовалась безграничная любовь к трагически погибшему художнику.
- Друзья мои, дорогие юные товарищи! - обратился он к молодежи. - В произведениях Василия Васильевича Верещагина громче всего звучала нота негодования и протеста против варварства, бессердечия и холодного зверства, где бы и кем бы эти качества ни пускались в ход...
Студенты Академии - будущие художники - затаив дыхание слушали речь Владимира Васильевича. Академические чиновники переглядывались и пожимали плечами. Но они молчали, а голос Стасова постепенно становился всё сильней, всё громче звучал под сводами этого храма трех искусств - живописи, ваяния и архитектуры.
- Я не хотел ехать сюда, - как бы мимоходом промолвил Стасов. - Не хотел, потому что здесь, в этом здании, в этом заведении, в разное время немало было возведено клеветы, немало было наговорено тупейшей пошлости по адресу Верещагина за всё время его неповторимой, замечательной жизни... Но вот Илья Яковлевич Гинцбург уговорил меня поехать сюда. И я не жалею. Я вижу перед собой молодых людей, студентов. По выражению ваших лиц, по вашим настроениям могу судить, что вы любили и будете любить нашего славного Верещагина... А за что любить? - пожалуй, спросили бы меня люди, сидящие здесь - не среди вас, молодые друзья, а впереди вас сидящие, занимающие свои места по чинам и рангам, с которыми никогда не считался наш незабвенный Василий Васильевич... Да, за что любить Верещагина? Впрочем, это праздный вопрос, - продолжал Стасов. - В свое время французский художник Жером, давая оценку Верещагину, сказал: «Я не знаю человека более мужественного, чем он. Это настоящий человек!..» Справедливо сказано. Каждая выставка его картин являлась событием. Самое примечательное в его многочисленнейших картинах - оригинальность, новизна, глубокие чувства. Я не представляю себе русскую живопись без Верещагина, она была бы не полна. В ней недоставало бы самого значительного... Верещагин - светлая, правдивая личность. И в его картинах преобладают светлые тона, правдивость красок, а главное - любовь к народу, к простому человеку. Вся его творческая жизнь, весь его талант, ум и необычайная энергия отданы реалистическому искусству, беззаветному служению народу. Как и все лучшие живописцы нашего времени, он - живописец народный. Крупные катастрофы, события и положения привлекали его внимание... Вот мы шли сюда на заседание с Ильей Гинцбургом. Он хорошо знал Василия Васильевича. Разговаривая со мной, Илья Яковлевич сказал, что у Верещагина что-то орлиное было во внешности и характере. Он, как орел, поднимался высоко и улетал далеко-далеко. Кавказ, Туркестан, Балканы, Индия, Палестина, Филиппины, Япония, Европа, Америка - где он только не побывал!.. Действительно - орел!.. Я не раз сопоставлял его с Львом Николаевичем Толстым и думаю, что не ошибался. У обоих один и тот же взгляд на войну и на тех, по чьей вине бывают войны. Изображение чистой правды - самое высокое достоинство их обоих... Мастерство Верещагина, его индивидуальность не померкнут в истории русской живописи. С гибелью Верещагина у нас не стало одного из крупнейших деятелей прогресса...
Речь поборника русского искусства много раз прерывалась рукоплесканиями.
После Стасова, встреченный продолжительной овацией, в президиуме поднялся Репин. Одет он был в черный фрак; из-под короткой реденькой бородки виднелся небрежно повязанный галстук. Волосы свисали до плеч. Его прищуренные глаза смотрели через головы впереди сидящих на академическую молодежь.
- Друзья мои... Не стало Верещагина... - произнес Репин взволнованным, дрожащим голосом. - Верещагин такой гигант, что, приступая к его характеристике, я испытываю неловкость. Когда смотришь на этого колосса, всё кажется вокруг таким маленьким, ничтожным...
Зал дрогнул от аплодисментов. Кое-кто из сидевших в передних рядах обернулся и недовольно посмотрел на молодежь.
- Да, что бы ни говорили о нем, в живописи он величина небывалая. Он самобытен, он никогда никому не подражал. У Верещагина вам, молодежь, вам - наше будущее, надлежит много поучиться. Быть похожим на Василия Васильевича, следовать за его дерзновенным талантом - это просто наша святая обязанность. Надо идти по его следам... Так любить русский народ, по-верещагински, так пламенно бороться за мир, ненавидеть всё фальшивое в жизни и творчестве - долг каждого, посвятившего себя искусству... На знамени этого русского богатыря, богатыря в жизни и в искусстве, начертаны как бы девизом слова: мысль, чувство, искренность и правда... Учитесь у него, молодые художники, учитесь!.. Илья Ефимович сел на свое место в президиуме. Усталый, он смахивал платком пот с лица. Рядом с ним сидел Стасов. Грустный, со слезами на глазах, он разглядывал бронзовую статуэтку Верещагина работы Гинцбурга.
Молодежь продолжала бурно аплодировать Репину. Обняв левой рукой Стасова, Репин правой приветливо помахивал в сторону зала, откуда в шуме овации слышались бодрые молодые голоса:
- Ни-ко-гда! Ни-ко-гда! Не за-бу-дем Ве-ре-щагина!.. Медленно и неохотно расходилась молодежь с этого траурного собрания. В вестибюле студенты столпились вокруг Стасова:
- Владимир Васильевич, почему вы не удержали Верещагина от этой поездки на Дальний Восток?
- Владимир Васильевич! Какой может быть исход этой войны?..
- Не будет ли опять событий, какие произошли три года назад на Обуховском заводе? Ведь и в деревне и на рабочих окраинах жизнь тяжелая, беспросветная...
- Кто это сказал «беспросветная»? - вдруг оживился Стасов, остановился и из-под нахмуренных седых бровей посмотрел на обступивших его студентов: - Друзья мои! Не унывайте. Мы живем накануне великих потрясений...
Приближался девятьсот пятый год.