Фото художника Василия Верещагина

Верещагин в Туркестане

За стенами крепости бушевали пожары. Стояла невыносимая жарища, от трупного запаха люди падали в обморок. А в это время вдалеке от Самарканда, под Зера-Булаком, войска Кауфмана разбили бухарцев, и уже было намерением генерала с ходу занять Бухару. Но генерал Головачев уговорил Кауфмана не наступать дальше до тех пор, пока не будет выяснено состояние гарнизона в Самарканде. Обеспокоенный отсутствием известий из Самарканда, Кауфман повернул свое войско обратно. Узнав в пути о безвыходном положении отряда, осажденного в крепости, генерал поспешил ему на помощь. Между тем выбившиеся из сил осажденные потеряли надежду на спасение.
Наконец ловкий и смелый джигит доставил от Кауфмана записку: «Держитесь. Завтра буду у вас».
Осажденные воспрянули духом. Они участили и усилили вылазки, от обороны начали переходить к нападению. И когда в степной дали, в жарких песках, всколыхнулась облаком горячая пыль, бухарцы поняли, что движутся главные силы русских. Отступив от города, они скрылись в горах, граничащих с Персией и Афганистаном. Самарканд горел. Трещали в огне и рушились дома с плоскими крышами, чайханы и лавки. В клубах желтого дыма, возвышаясь над пожарищем, виднелись недоступные пожару огнеупорные купола мечетей, зубчатые верхи минаретов и окруженные зеленью деревьев, расположенные в стороне от жилищ мавзолеи. Выстроив остатки гарнизона, Кауфман поблагодарил солдат и командиров за верность долгу и отвагу. Он распорядился назвать имена отличившихся для представления к награде. Раздались дружные голоса:
- Верещагин!
- Он молодец, храбрец из храбрецов! Полковник Назаров сказал генералу:
- Так точно, ваше превосходительство, господин Верещагин всех удивил и восхитил своей храбростью. Он заслуживает представления к награде.
- Желание ваше будет удовлетворено, - благосклонно ответил генерал и, позвав к себе в штаб Верещагина, поблагодарил за геройство. Обращаясь к сидевшим штабным офицерам, он приказал подготовить ходатайство в Георгиевскую думу о награждении Верещагина крестом четвертой степени.
Василий Васильевич выслушал генерала с полным равнодушием. На его загоревшем, обросшем черной бородой лице не отразилось ни малейшего признака радости. Совсем не по-боевому он ответил Кауфману:
- Ваше превосходительство, победа-то победой, но досталась она слишком дорогой ценой. Солдаты справедливо роптали - зачем оставлен был на произвол судьбы столь незначительный гарнизон. В этом гарнизоне было около трехсот раненых. Многие из них, напрягая последние силы, погибли с оружием в руках. Ваше превосходительство, господа офицеры, - шапки долой! Память павших почтите вставанием!..
Генерал пожал плечами, но первым встал с походной табуретки, за ним поднялись со скамеек удивленные дерзостью Верещагина офицеры. И как только они сели на свои места, Верещагин сказал более спокойно, обращаясь к Кауфману:
- Будь, ваше превосходительство, наш гарнизон покрепче, эти бухарские головорезы не посмели бы напасть. Не было бы резни, и город не горел бы. Меня, ваше превосходительство, благодарить не за что: на моем месте в минуту опасности так поступил бы каждый. Я - штатский, и мне не к лицу награды... Солдаты, а не я, заслуживают наград.
- Дерзко сказано! - нахмурился генерал. Краска бросилась ему в лицо, но, быстро овладев собой, он, иронизируя, обратился к штабным офицерам: - Господа офицеры, скажите, как поступить с этим штатским «пращи ром» - или крест, или арест?..
- Арестовать!
- Неслыханная дерзость!.. - Но он безумец-Верещагин стоял перед штабными тяжело дыша и смотрел на каменные ноздреватые плиты.
- Господа, - сказал Кауфман. - Художник устал и не ведает, что говорит. Я ему прощаю дерзость. Он, господа, придет в себя. Ему нужна покойная обстановка. Не вредно будет ему недельку отдохнуть... на гауптвахте...
Так, не успев стать георгиевским кавалером, Верещагин оказался первым русским арестантом в завоеванном Самарканде. Возмущенные таким оборотом дела, глухо негодовали опечаленные солдаты:
- Как быть? Нашему-то Выручагину ни за что ни про что угрожает полевой суд!..
- Жаль, справедливый, смолчать не смог.
- Вот теперь и жди... Против ветра не надуешься, супротив начальства нелегко устоять.
Солдат-часовой, стоявший у гауптвахты, где отсиживался Верещагин, подходил к узкому оконцу, закрытому ставней, и, нарушая устав караульной службы, заводил, тяжело вздыхая, откровенный разговор:
- Василий Васильевич, как же это получилось? Такого доброго человека - да под арест. Что же это такое?
- Ничего, служивый! - отвечал Верещагин. - В жизни всё случается. Не будем горевать. А вот сменишься с поста - принеси-ка мне бумаги и карандаш. Чтобы не лезла всякая чепуха в голову, я буду писать о событиях в Самарканде.
Через несколько дней Кауфман освободил его из-под ареста.
Наградной лист был послан в Петербург, в Георгиевскую думу...