<>

Константин Коничев. Повесть о Верещагине

   

Верещагин
   
   
Фото художника
Василия Верещагина
 
  

  
   

Содержание:

В родительском доме - 2 - 3 - 4
В царский приезд - 2 - 3
Поездка на богомолье - 2 - 3
Первое плавание - 2
На избранный путь - 2 - 3
В дни «освобождения» - 2
В Академии - 2 - 3
В Тифлисе
В Париже - 2 - 3 - 4 - 5
Поездка в Закавказье - 2 - 3 - 4
На Шексне - 2 - 3 - 4
В Туркестане - 2 - 3 - 4
«Забытый» и другие - 2 - 3
Персональная выставка
2 - 3 - 4 - 5
В путешествие - 2 - 3
В Индии - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Накануне войны - 2 - 3 - 4
На Балканах - 2 - 3 - 4 - 5
На Шипке все спокойно - 2 - 3 - 4
Картины и выставки
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
Стасов - 2 - 3
В годы преследований - 2 - 3 - 4
Три казни - 2 - 3 - 4
На венских выставках - 2 - 3 - 4
В Америке - 2 - 3 - 4 - 5
Фонограф Эдисона - 2
У Маковского - 2 - 3
Распродажа картин - 2
Над седым Днепром
2 - 3 - 4 - 5 - 6
Вологодские типы - 2 - 3
Верещагин и Кившенко - 2 - 3
Весной на Севере
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8
На Поклонной горе - 2 - 3 - 4
У Забелина - 2 - 3
По следам 1812 года - 2 - 3 - 4 - 5
Портрет Наполеона
На выставках - 2 - 3
В Крыму
Снова за океан - 2 - 3
Поездка в Японию - 2 - 3 - 4 - 5
На Дальний Восток - 2 - 3
В Порт-Артуре - 2 - 3 - 4
На собрании в Академии

   


Распродажа картин и отъезд из Америки

Картины Верещагина в течение двух лет выставлялись в Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии и других городах Америки. Имя Верещагина становилось популярным во всех штатах. Художник приобрел широкую славу: антрепренеры наживали от его выставок огромные деньги. Не сведущий в ловких махинациях американских дельцов, доверчивый Верещагин не раз был надувательски ими опутан. Между тем его «доверенные» лица изощрялись в жульнических махинациях. Имея прямое отношение к устройству выставок его картин в городах Америки, они ловко сфабриковали документы, по которым выставки должны были продолжаться дополнительно еще целый год, а вырученные деньги с посетителей - десятки тысяч долларов - перепадать в их карманы. Однажды в эти тяжелые дни расстроенный Верещагин изливал свою горечь в письме Третьякову:

«Я совсем не хотел выставок моих в Америке. В противность формальному условию, картины переданы для выставки на целый год дольше, чем следовало, и с этими разбойниками - истинными разбойниками - я ничего не могу поделать...»

Обращаться в судебные инстанции Нью-Йорка означало проиграть дело и оказаться в смешном положении нашлись доброжелатели, которые предупредили Верещагина, что в случае судебного процесса американские газеты могут оклеветать и опорочить имя честного русского художника и в то же время восхититься «деловитостью» американских антрепренеров, их умением обогащаться. Верещагин поверил в такой исход и не судился. Наконец настало время открытия аукциона. И опять разные дельцы окружили его и стали наперебой предлагать «услуги». Явно стремясь искусственно поднять цены на картины, они оповещали о фиктивных сделках и ценах в печати, чтобы продать всё по фантастическим ценам и получить огромную прибыль за такую «комиссию».
Особенно в этом отношении был навязчив некто Суттон, набивший руку на всевозможных спекулятивных и комиссионных махинациях. Выбрав удобное для переговоров время, когда уставший от хлопот, издерганный антрепренерами Верещагин несколько дней подряд безвыходно находился в номере нью-йоркской гостиницы, Суттон пришел к нему с предложением:
- Мистер Верещагин, я предлагаю вам стать миллионером, - развязно начал Суттон, усевшись перед художником, отдыхавшим на диване. - И вы будете миллионером, если поручите мне вести распродажу ваших картин. Вы замечательный мастер своего дела, но вы наивный, не деловой человек, не коммерсант. В Америке всякое дело надо уметь вести...
- А как вы можете «осчастливить» меня миллионом? - иронически перебил дельца художник. - Разъясните мне.
- О мистер Верещагин, это надо уметь организовать. Дело зависит не только от меня, но и от подставных лиц, которые и на аукционе и, разумеется, в печати будут вздувать цены на ваши картины. В Америке много богатых людей. Покупатели найдутся. Нужно уметь взвинтить цены. О, это хитрая механика!..
- Набивать, вздувать, взвинчивать... - повторил Верещагин слова Суттона. - Не понимаю, как это делается?
- Могу выдать секрет одним примером. Разговор останется между нами: не очень давно с помощью газетной сенсации и определенных фиктивных покупателей я сумел взвинтить цены на картины француза Милле в двадцать раз выше их стоимости. И художник остался доволен, и тысячи долларов и франков оказались в моем кармане.
- Хорошо, - ответил Верещагин спокойным тоном, - я этот вопрос изучу...
- Зачем изучать, нужно действовать! Слово за вами, мистер Верещагин. Я гарантирую неслыханный успех и крупнейший доход от аукциона.
- Я этот вопрос изучу, - повторил Верещагин, - но только с одной целью: чтобы не здесь, в Америке, - здесь никого не удивишь, - а в европейской печати разоблачить это подлое сутенерство в искусстве. Разве можно к искусству допускать подлецов? Наш Пушкин сказал, что гений и злодейство несовместимы. Пусть я не гений. Но злодейства не потерплю. Ступайте вы от меня ко всем чертям!.. Вот вам весь сказ. Разговор окончен. - Верещагин показал рукой на дверь.
- Простите, - изумленно сказал Суттон, - я еще ни разу не встречал таких чудаков, которые отказывались от возможности заработать миллион!..
- Уходите!.. И скажите другим таким, как вы, господам, чтобы с подобными предложениями держались от меня на расстоянии пушечного выстрела!..
- Странно, непонятно... Да нормальный ли он человек?.. - пожимая плечами, бормотал Суттон, уходя из гостиницы.
Без всякой шумихи, без крикливой рекламы аукцион открылся в клубе Ассоциации художников. За несколько дней было продано свыше сотни картин и этюдов, главным образом индийской и палестинской серий. Из картин русско-турецкой войны осталась в Америке «На Шипке всё спокойно». Жаль было художнику с ней расставаться, но Третьяков не захотел приобрести картину, видимо опасаясь, что не будет позволено ее выставить в галерее. Подобное опасение имело под собой почву. (Искусство величайших мастеров: Экспедиция Рериха по Азии.)

Верещагин уезжал из Нового Света в Европу тем же путем - через Атлантический океан. С ним возвращались и два костромских мужика - Яков и Платон. Они на свои заработки и приработки накупили домашним подарков. Скинули с себя красные рубахи с широкими ластовицами, полосатые штаны и смазные сапоги в гармошку. Стриженые и бритые - оба на один манер, - оставив вместо пышных бород короткие, клинышком, бородки, они приоделись на европейский лад, в костюмы с жилетами, повесили массивные цепочки из дешевого американского золота с брелочками и ключиками к часам-луковицам, запрятанным ради излишней предосторожности в металлические футляры. Вместо костромских поярковых, выцветших колпаков увенчали свои головы блестящими, но дешевыми цилиндрами и, конечно, не разорились, приобретя крахмальные манишки, воротнички и галстучки, которые никак не держались на испещренных тонкими морщинами, крепких и неуклюжих мужицких шеях. Василий Васильевич щедро рассчитался с ними за всю легкую и тяжелую работу на выставках и купил им билеты в двухместную каюту, рядом со своей - одноместной. Ехали костромичи весело. Радостно было, что и деньги и подарки есть, и что скоро появятся они в приволжских палестинах и там, важничая, блеснут, если не на зависть, то на смех добрым людям заграничной осведомленностью; где надо и не надо ввернут такое словцо, что другие костромичи, всю жизнь не покидавшие своих деревень, от удивления раскроют рты и ни черта не поймут. А им будет весело, интересно представляться в роли людей бывалых, видавших виды да еще вернувшихся не с пустыми карманами. Так или иначе, на душе у этих мужиков было и весело и радостно. Как ни привлекательна заграница, а домой тянет и тянет.

продолжение