Фото художника Василия Верещагина

В царский приезд

Пастушонок Петька сидит на камне, свесив босые ноги. Темно-синие портки засучены выше колен, домотканая рубаха с расстегнутым воротом подпоясана веревочкой. На плече у Петьки кнут. На груди к загоревшему потному телу прильнул медный крестик на гайтане. Петька сидит надувшись, не дышит, не мигает, не шевелится. Рядом с ним на кочке, примяв траву, удобно расположился Вася Верещагин. У него на коленях дощечка, на дощечке бумага. Вася рисует Петьку в профиль. Тут же, возле юного художника, толпится полукругом несколько подростков. Наблюдают, как из-под Васина карандаша вырисовывается всамделишный Петька - курносый, с кудлатой головой и даже с каплями пота на лоснящемся лбу.
- Здорово выходит!
- Как живой!
- Одно худо, - подмечают ребята, - для Петькиных ног места на бумаге не хватило.
- Ну стоит ли такие грязные лапищи рисовать? Царей и то иногда только до пупа рисуют,- отвечает Вася на замечание. И, сняв с дощечки рисунок, подает пастушонку:
- Вот тебе от меня на память. Ребята завидуют Петьке:
- За что это ему?
- Хорошо коров пасет, звонко песни поет, - говорит Вася.
Ребята всей гурьбой рассматривают рисунок, а Вася любуется на Шексну. По ней плывет раскрашенная купеческая баржа-беляна. Плывет она против течения медленно и не сама собой: тащат баржу двести бурлаков, тяжело шагающих по берегу густой толпой. Слышится бурлацкая песня - «Дубинушка».
«Нелегко им, - думает Вася, глядя на бурлаков, - до Питера не близко».
Бурлаки подходят. Толстые канаты натянуты туго. Лямки, как хомуты, - у кого в обхват поперек груди, у кого перекинуты наискось через плечо. Идут бурлаки, упираясь босыми ногами в сыпучий, разогретый солнцем песок, идут, склонив головы, и тихим голосом поют, словно стонут. На их изможденных лицах ни улыбок, ни радости. Одежда - рвань, а некоторые без рубах, полуголые.
- Вот, ребята, кого бы нарисовать! - говорит Вася.- Но их за полчаса карандашом не набросаешь. Тут много понадобится времени, да и без умения ничего не сделаешь. Еще поучусь, за границей побываю, посмотрю побольше на белый свет и буду художником. Эх, знали бы вы, какие есть хорошие картины в Питере!..
И, забыв о бурлаках, о барже-беляне, зная, что сегодня, в воскресный день, их не заставят работать, ребята толпятся вокруг Васи, упрашивают его рассказать о Питере: что он там видел, чему его там учат, выучился ли он и дослужился ли до полковника или генерала. Вася садится на траву и долго рассказывает о том, что трудно учиться английскому языку, как опостылели ему алгебра, геометрия, танцы и военное учение, строгость, надзор и наушничество. Зато как хорошо и как быстро летит время на уроках рисования! Тут он себя чувствует превосходно - забывает о назойливых учителях, о строгих порядках в училище. Рисование - это главное. Вася увлекается своим рассказом и забывает о слушателях.
- Незанятная твоя сказка, - говорит пастушонок Петька, - у нас охотник Степан куда лучше рассказывает про чертей и леших. - Щелкнув кнутом, Петька уходит на дальний луг к коровьему стаду. Шагает Петька не по-мальчишески крупно, медленно и, не оборачиваясь на ребят, залихватски, нарочито грубым голосом поет:

У меня, у молодца,
Нет ни мамки, ни отца.
Я родился от снохи
И порядился в пастухи!..

Присвистнув и снова лихо щелкнув кнутом, Петька запел, как большой:

Мы с сударушкой-подружкой
Молочко любили пить.
Где же нам с тобой, сударушка,
Сметаны накопить!..

Для ребят Петькины песни - не диковина. Вася слушает его и улыбается. Потом он задумывается над тем, как живут в Пертовке ребята - дети крепостных мужиков, как, должно быть, они с малых лет ненавидят своего барина и всё его отродье. «А ведь и в самом деле, неинтересно ребятам знать о моем учении, - догадывается он. - О чем бы им рассказать? О Питере? Они слыхали от своих отцов и дедов. Многие шекснинские да череповецкие мужики-бурлаки бывали в столице. Ребят рассказами о Питере не удивишь».
- Так, так, Вася... - прерывая его задумчивость, говорит один из парнишек, - значит, барином ты не собираешься быть? Рисовальщиком хочешь стать? Легкое дело, это не то что нам за соху держаться, и, поди-ка, выгодное?
- А для чего ему выгодное? - вмешивается в разговор сынок верещагинского садовника Ильи. - Да им всем братьям за всю жизнь не прожить отцовских земель, лесов и всяких пожитков!
- Проживем, - протяжно отвечает Вася. - Смотря как жить, прогореть нетрудно.
Пока Вася разговаривал с ребятами, баржа скрылась за поворотом Шексны. На песчаном побережье остался лишь след бурлацкий, да из-за поворота слышалось протяжное и унылое:

Эй, ухнем!
Сама пойдет,
Сама пойдет,
Эй, ухнем!..