<>

Василий Васильевич Верещагин. Воспоминания сына художника

   

Василий Верещагин
   
   
Василий Верещагин
во время первой
поездки на Кавказ
 
  

  
   

Содержание:

Предисловие - 2 - 3 - 4 - 5
Выставка картин в Америке
Переселение из Парижа
в Москву
- 2
Усадьба за Серпуховской
заставой
- 2
Обитатели усадьбы
Творческая деятельность
художника

Мастерская - 2 - 3
Наша семейная жизнь
2 - 3 - 4 - 5 - 6
Посетители - 2
Василий Антонович Киркор - 2
В Крыму - 2 - 3 - 4 - 5
Имение на Кавказе - 2 - 3
Филиппинская серия
Второй раз в США - 2
Серия картин «1812 год» - 2 - 3
Путешествие в Японию
Отъезд отца - 2
Посмертная выставка
2 - 3 - 4
Продажа картин - 2 - 3 - 4

   


Желая знать те первоначальные, наинизшие цены картин, из которых можно исходить на предстоящем аукционе, мать моя обратилась к академику Михаилу Петровичу Боткину 70 с просьбой сделать для этой цели оценку коллекции. Определяя стоимость картин при нормальных условиях, то есть не учитывая, что после смерти большого художника ценность его произведений значительно возрастает, Боткин оценил всю коллекцию более чем в 150 тысяч рублей. Принимая во внимание большое количество желающих приобрести произведения покойного художника и особенно большое количество приехавших из-за границы богатых любителей искусства, перекупщиков и финансовых тузов из Англии и США, вроде упомянутого Чарлза Креена, можно было предполагать, что при такой конкуренции результат продажи на аукционе во много раз превысит оценку М.П.Боткина. Опытные в этих делах люди с уверенностью утверждали, что общая сумма от продажи должна превысить один миллион рублей. Посмотреть выставку приехал из Москвы и Карл Карлович Вебер. Он оказался очень симпатичным человеком и оставался нашим добрым знакомым вплоть до смерти матери, которая ценила его хорошее отношение, его практичность и готовность всегда подать хороший совет.

Познакомившись с многообещающей перспективой предстоящего аукциона, он остался очень доволен, так как это говорило ему, что, купив картину «Наполеон I у Березины», он не прогадал. Что же касается предсказываемого матери миллиона, то и он высказывал ту же уверенность и даже дал ей совет, как поступить с этими деньгами: по его мнению, столь большую сумму следовало разделить на три равные части и положить одну в русский банк, другую - в английский, а третью - в немецкий. «При такой комбинации, - говорил он, - никакие политические события не лишат вас полностью вашего состояния». Мать моя соглашалась с ним. Но ее желания, чаяния и надежды имели совершенно иное направление. Она помнила, что отец всегда стремился, чтобы его произведения оставались в пределах России, и шел для этого на самые большие материальные жертвы. До последних лет своей жизни он, например, с горечью вспоминал, что в 1891 году вынужден был продать на аукционе в Америке большое количество своих картин индийских, палестинских и особенно картин из русско-турецкой войны, столь много говоривших русскому сердцу и относившихся к числу лучших его произведений. Если бы теперь аукцион состоялся, опять лучшие картины ушли бы за границу. Поэтому мать решила обратиться в министерство двора с предложением купить всю выставленную коллекцию. Зная недоброжелательное отношение к своему покойному мужу лиц царствующего дома, а также нежелание казенных музеев покупать его произведения, она шла в своем прошении на максимальные материальные уступки. В письме министру двора барону Фредериксу от 26 ноября 1904 года она писала: «... Нельзя ли вместо пенсии просить государя императора приобрести всю коллекцию выставленных картин, этюдов и рисунков, дабы это собрание осталось в России...» Указывая далее, что произведенная оценка всех выставленных картин превышает 150 тысяч рублей, мать соглашалась и на меньшую сумму, «лишь бы только вся коллекция осталась в России».

Время шло, приближался срок аукциона. Обеспокоенная мать моя снова пишет (4 декабря 1904 года) министру Фредериксу: «... Если сумма, желаемая мной за всю выставку, покажется велика, то я приму меньшую, я приму то, что мне назначат, и буду счастлива знать, что коллекция цела и находится дома, в России». В ответ пришло сообщение, что вся коллекция может быть куплена за 100 тысяч рублей и будет полностью передана в дар Русскому музею Александра III. Сумма эта была до смешного мала. Ведь за одну малую картину «Кабинет» К.К.Вебер предлагал 25 тысяч рублей. В коллекции же было сто пять полотен маслом, из которых многие - больших размеров, например, «Гробница королей» из палестинской серии имела размер 199х149, «Гора Казбек»-287х195 и другие. А между тем моей матери предстояло заплатить значительную сумму за устройство выставки, вернуть долги, жить с семьей, растить и дать образование трем детям, содержать старую мать и т.д. Но это не остановило ее, и она немедленно ответила согласием.

Когда слухи о продаже коллекции картин распространились, многие не хотели верить, что она могла быть продана за такую малую сумму. Тетя Маша, главная советница моей матери, упрекала ее за то, что она «пожертвовала интересами своих детей» и указывала, что по завещанию ее мужа жить придется лишь на проценты с капитала, из которых к тому же надо ежегодно выплачивать тысячу рублей первой жене нашего отца. На это мать отвечала: «Мы сожмемся, будем экономить. Надо только дотянуть до того времени, когда дети закончат свое образование. Тогда они сами будут зарабатывать, и я твердо уверена, что они поймут меня и одобрят мой поступок».
По окончании посмертной выставки (12 декабря 1904 года) мать сделала визит министру двора барону Фредериксу, чтобы поблагодарить его за содействие при продаже коллекции картин. Барон был чрезвычайно любезен и в конце разговора сообщил, что он по своей личной инициативе ходатайствовал у государя, чтобы сын художника Верещагина был принят в Пажеский корпус на полное казенное содержание. Это его ходатайство было государем одобрено, и министр поздравил мою мать с «монаршей милостью». Мать моя, не ожидавшая ничего подобного, была поражена этим сообщением. Но умея, как я уже говорил, владеть собой, она ничем не проявила своего принципиального, полного несогласия с такой «милостью». Поблагодарив барона за его любезность и заботу о семье Верещагина, она ответила, что к глубокому своему сожалению вынуждена отказаться от «монаршей милости», так как отдать сына в корпус в Петербург, проживая с семьей в Москве, - это значит оторвать его от семьи и видеться с ним лишь изредка. А этого, говорила она, при ее душевном состоянии в настоящее время она не может сделать.
Теперь пришла очередь удивляться барону. Он знал, что художник Верещагин был воспитанником Морского кадетского корпуса, но не читал его воспоминаний и потому не знал его резко отрицательного отношения к закрытым учебным заведениям, особенно корпусам. На лице его появилось выражение недоумения, смешанное с явным неудовольствием. Сразу оборвав разговор о корпусе, барон пожелал матери на будущее всего наилучшего и медленно поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

продолжение