Василий Верещагин во время первой поездки на Кавказ

Предположение было, конечно, абсурдно, так как экипажи шести миноносцев могли выделить из своего состава большее количество людей, чем мог дать монастырь, и притом людей молодых, здоровых, привыкших к физической работе, тогда как большинство монахов было уже в пожилом возрасте и многие из них к тому же тучные, разъевшиеся. Но так как никакого иного более правдоподобного объяснения не находилось, остановились на этом, и настоятель монастыря приказал немедленно созвать набатом всех монахов. Кроме того, он послал несколько человек, более подвижных, встретить и проводить до монастыря группу высадившихся офицеров.
Как ни торопились посланные, они встретили адмирала с адъютантом и шестью командирами миноносцев уже на половине подъема. Монахи отвесили поясные поклоны, и старший из них осведомился, чем они могут послужить прибывшим. Каково же было их изумление, когда адмирал попросил указать дорогу к живущему где-то около монастыря художнику Верещагину. Дело объяснялось очень просто: адмирал Сиденснер34 был однокашником отца по Морскому корпусу и даже его подчиненным: отец как первый по успехам в учебе и по строевым занятиям был корпусным фельдфебелем. В этот день адмирал вывел флотилию миноносцев на учебную прогулку в море. Зная из газет, что художник Верещагин живет с семьей на даче у Георгиевского монастыря, он решил нанести визит товарищу по корпусу, который к тому времени уже пользовался мировой известностью. Адмирал с сопровождавшими его офицерами пробыл у нас больше часу, напился чаю, после чего тем же путем гости вернулись на свои корабли. С большим интересом следили мы, как миноносцы опять на ходу построились в кильватерную колонну, большой дугой повернули назад к Севастополю и полным ходом скрылись за скалами мыса Фиолент.

В течение всего времени нашего пребывания у Георгиевского монастыря, за исключением двух-трех дней, стояла сухая и даже по крымским меркам жаркая погода. Днем, особенно в послеобеденное время, все находившееся на солнце накалялось: камни были горячие, а к металлическим предметам нельзя было прикоснуться без риска ожога. Даже отец, повидавший тропическую жару в Индии, перед тем как снова отправиться на работу, ложился отдохнуть на час или полтора при закрытых деревянных ставнях или сидел в тени на террасе. Только вечером, после захода солнца, жара начинала спадать и в нагретом воздухе, напоенном ароматами лавровых и розовых кустов, кипарисов и других южных растений, начинала чувствоваться прохлада, идущая с моря. С наступлением сумерек после ужина отец иногда пытался писать письма, но это ему плохо удавалось, так как на свет лампы летели ночные бабочки (иногда огромных размеров) и масса всяких иных насекомых, которые после удара о лампу падали и ползали по бумаге. Цикады неистово трещали. Луна, которая, казалось, выходила прямо из моря, поднявшись повыше, озаряла белым светом и землю, и море, блестевшие серебристыми искрами. Словом, картина была феерическая! Как я уже сказал, окружающая местность была мало заселена, и поэтому среди густых кустарников и в расселинах скал водилось много шакалов, которые с наступлением темноты начинали перекликаться и часто подходили близко к строениям в поисках кур, кухонных отбросов и т.п. Их заунывные, отвратительные завывания, особенно сильные в лунные ночи, вызывали тоскливое чувство, а у людей, не привыкших к таким звукам, и страх.

Наш Алексей бывал этими концертами так напуган, что с наступлением сумерек не решался выходить из дому. Чтобы ободрить его, отец дал ему свой карманный револьвер. Алексей сразу повеселел и по вечерам отваживался даже стоять на пороге дома. Но однажды какой-то дерзкий шакал завыл у самой нашей дачи. Это нагнало на Алексея такой панический страх, что он не выдержал и, просунув голову в комнату отца, который уже собирался ложиться спать, испуганно зашептал:
«Василь Василич! Чикалка!»
«Ну что ж ты испугался? - ответил отец.- Ведь я тебе дал револьвер. Выйди на двор и выстрели!»
Но мысль выйти из дому, видимо, Алексею не улыбалась, и он сконфуженно опять зашептал:
«Уж лучше вы, Василь Васильевич, сами ее попужайте!»
«Так давай сюда револьвер!» - сказал отец. Алексей бросился в кухню.
Прошло пять минут, десять. Отец заинтересовался и пошел посмотреть, куда пропал Алексей и что он делает. Тот сидел на корточках перед ящиком, в котором хранились картофель, морковь и другие овощи, и лихорадочно копался в нем в поисках револьвера. Не найдя его, он наконец перевернул ящик и обнаружил то, что искал. Револьвер был забит песком, залеплен глиной и заржавел настолько, что был совершенно непригоден для выстрела.
Отец рассердился, разрядил его и приказал немедленно и тщательно вычистить. Получив через полчаса вычищенный револьвер, отец опять зарядил его и оставил у себя, к великому огорчению Алексея. Дерзкая «чикалка» осталась ненапуганной!