<>

Василий Васильевич Верещагин. Воспоминания сына художника

   

Василий Верещагин
   
   
Василий Верещагин
во время первой
поездки на Кавказ
 
  

  
   

Содержание:

Предисловие - 2 - 3 - 4 - 5
Выставка картин в Америке
Переселение из Парижа
в Москву
- 2
Усадьба за Серпуховской
заставой
- 2
Обитатели усадьбы
Творческая деятельность
художника

Мастерская - 2 - 3
Наша семейная жизнь
2 - 3 - 4 - 5 - 6
Посетители - 2
Василий Антонович Киркор - 2
В Крыму - 2 - 3 - 4 - 5
Имение на Кавказе - 2 - 3
Филиппинская серия
Второй раз в США - 2
Серия картин «1812 год» - 2 - 3
Путешествие в Японию
Отъезд отца - 2
Посмертная выставка
2 - 3 - 4
Продажа картин - 2 - 3 - 4

   


Серия картин «1812 год»

Некоторые картины серии из истории Отечественной войны 1812 года были начаты отцом еще в бытность его в Мезон-Лаффитте под Парижем. Остальные же были полностью написаны в мастерской за Серпуховской заставой в период 1892-1900 годов, и их создание протекало у меня на глазах. Впервые эта, тогда еще неполная, серия в количестве десяти полотен была выставлена в 1895 году в Москве вместе с картинами, написанными в результате поездок отца по Ярославской, Вологодской и Архангельской губерниям. Среди последних особенно выделялись интерьеры древнерусских деревянных церквей, сохранившихся еще на севере России, а также ряд портретов «незамечательных русских людей». По словам самого отца, картины эти являются работами «мастерского периода» его деятельности.

В 1896 году эта выставка была открыта в Петербурге, после чего она побывала в ряде городов европейской России. Начиная с 1897 года выставка с небольшими изменениями в составе демонстрировалась во Франции, Германии, Англии, Дании, возвращалась в Россию и снова перекочевывала за границу. Основную и самую значительную часть картин составляла серия из истории Отечественной войны 1812 года, число которых с течением времени дополнялось новыми, так что к концу 1900 года серия насчитывала двадцать холстов.
Когда выставка в 1902 году находилась в США, где отец предполагал продать выставленные картины на аукционе, русское правительство решило купить всю серию о 1812 годе за 100 тысяч рублей, о чем и известило отца в ноябре того же года. Картины были помещены в Русском музее в Петербурге, а позднее отправлены в Исторический музей в Москве. Выставки картин отца, в особенности новых, всегда сопровождались нападками со стороны реакционной печати, как бы ни был велик их успех у широкой публики. Так было и за границей, и в России. В этом отношении не составили исключения и картины об Отечественной войне 1812 года, которые были встречены в русской прессе наряду с восторженными отзывами целым залпом возражений и осуждений.

Уже во время выставки в Москве было высказано мнение, что, создавая эту серию, Верещагин «взялся не за свое дело», так как его призвание - изображать современность, а не давние исторические события. Сам Верещагин так формулировал задачу: «Цель у меня была одна: показать в картинах двенадцатого года великий национальный дух русского народа, его самоотверженность и героизм в борьбе с врагом. Было желание еще свести образ Наполеона с того пьедестала героя, на который взнесен. Но это второстепенно, - для меня самое важное было лишь первое». Прежде чем приступить к созданию картин из истории Отечественной войны 1812 года, Верещагин долго и тщательно изучал источники во французских архивах и библиотеках, разыскивал воспоминания, записки и сочинения современников, особенно участников похода на Россию. Из последних - прежде всего тех, кто состоял в свите Наполеона, так как в их записках можно было черпать фактические данные, не только касающиеся военных событий, но и характеризующие Наполеона, его настроение и поведение в походе и во время сражении. При этом отцу случалось наталкиваться на факты, которые вообще не были известны. Например, ему было ясно, что в тяжелых походах при двадцатипятиградусных русских морозах Наполеон не мог щеголять в легком сером сюртуке нараспашку и в треуголке, как его неизменно изображали все художники. Действительно, ему удалось найти зарисовку с натуры, сделанную генералом Лежёном, изображавшую Наполеона в длинной меховой шубе и меховой же шапке с наушниками. Изображение Наполеона в таком наряде в картинах отца вызвало недоумение и резкие возражения даже со стороны лиц, которые, казалось бы, должны были быть достаточно осведомлены в этом вопросе. Великий князь Владимир Александрович, президент Академии художеств, обозвал этот наряд дурацким. Отец, не дававший, как говорится, спуску никому, послал незадачливому критику зарисовку Лежена с замечанием, чтобы впредь он не судил так безапелляционно о том, чего не знает. Для изображения военных событий, происходивших на территории России, отец считал необходимым жить и работать там, где они разыгрывались.

Переселившись из Парижа в Москву, он выезжал в Бородино и другие места на путях наступления и отступления наполеоновской армии, часто посещал Московский Кремль, изучал московские и петербургские архивы той эпохи. В них отец находил интересные, порой забытые исторические документы, имеющие отношение к Отечественной войне 1812 года. Между прочим, ему удалось обнаружить, что поручик французской армии Бонапарт в 1789 году подал русскому генералу Заборовскому прошение о принятии его на царскую службу. В этой просьбе ему было отказано из-за его претензии на майорский чин. Генерал Заборовский впоследствии горько сожалел об этом отказе, поскольку считал его одной из причин свалившихся на Россию бедствий. В своей статье «О реализме» отец говорит, что считает себя представителем «такого реализма, который требует самого строгого отношения ко всем деталям творчества и который не только не исключает идеи, но заключает ее в себе». Поэтому во всех его картинах изображение исторических предметов всегда до деталей соответствовало действительности. В частности, изображение обмундирования и вооружения французской и русской армий было исторически абсолютно верным. На чердаке нашего дома имелись многочисленные подлинные образцы как обмундирования, так и ручного оружия обеих армий, а в мастерской отца на одном из шкафов стояла точная модель французского полевого орудия с орудийным передком эпохи 1812 года и четыре фашины. Модель пушки, длиной около одного метра, и фашины, сделанные по заказу отца в мастерской парижского артиллерийского склада, благодаря их малым размерам служили мне в детстве занимательной игрушкой.
Немалый интерес представлял для меня и чердак дома, куда я старался проникнуть вслед за отцом каждый раз, когда он шел туда, чтобы выбрать обмундировку для натурщика. Особенно интересовало меня оружие - ружья, пистолеты, сабли, шпаги и прочее, - сложенные прямо па полу. Солдатское и офицерское обмундирование, маршальские мундиры, шарфы и треуголки, богато расшитые золотом, сохранялись в огромных сундуках из оцинкованного железа. Вспоминаю, что когда отец писал гусара в картине «Наполеон I на Бородинских высотах», я надел однажды снятые натурщиком гусарский мундир и саблю. Родители мои нашли, что в этом мундире я очень похож на своего деда, лейб-гусара, портрет которого висел в мастерской. Мне сделали такую же, как у деда, прическу: зачесали вперед виски и взбили кок, а Паня меня сфотографировал. Эта маленькая любительская фотография в лиловой бархатной рамке стояла потом у отца на письменном столе.

продолжение