|
|
|
|
Василий Верещагин во время первой поездки на Кавказ | |
| |
|
Как я уже сказал выше, усадьба была расположена между деревнями Нижние Котлы и Новинки, на расстоянии около пяти верст от Серпуховской заставы. В Нижних Котлах и в Даниловке были тогда лишь небольшие «мелочные лавочки», и для хозяйственных закупок приходилось ездить в город, что отнимало немало времени.
Поэтому на сравнительно небольшом усадебном участке надо было вести хозяйство, которое обеспечивало бы нас необходимыми продуктами питания. Корова и десятка два кур давали достаточное количество молока, масла и яиц; картофель сажался на такой площади, чтобы урожая его хватало до следующего года. Для лошади сеялся овес. В огороде росли всевозможные овощи, а в фруктовом саду было много яблонь, груш, слив, вишен, кустов малины, крыжовника и разной смородины, особенно черной, которую все очень любили.
Бабушка со стороны матери Пелагея Михайловна Андреевская была большой мастерицей варить варенье, запасы которого имелись у нас круглый год.
На зиму солились в бочках огурцы и заготовлялась кислая капуста.
Для хранения запасов имелись два погреба очень простого устройства: ямы со срубом внутри, прикрытые бревенчатым потолком с люком, наполнялись зимой льдом. Над каждой ямой была в несколько слоев досок двухскатная крыша, которая прекрасно предохраняла зимой от сильных морозов, а летом - от жары. В городе надо было покупать лишь хлеб, керосин для ламп, «колониальные товары», мясо. Покупки делались обычно в одних и тех же магазинах, которые отец в шутку называл «придворными поставщиками».
Твердые цены на товары, или, как тогда говорилось, «цены без запроса» были в те времена только в больших, солидных магазинах. В лавках же и особенно в Охотном ряду, кто не хотел платить втридорога, должен был «безбожно» торговаться.
Иногда отец ехал в город по делу, и тогда мама поручала ему сделать покупки. Но торговаться он совершенно не умел - не хватало терпения - и потому всегда переплачивал. Отец ездил в город летом на двухместном шарабане, а зимой - на саночках с кучером. Для поездок вместе с матерью была пролетка со скамеечкой впереди, вмещавшая четырех пассажиров, кроме кучера. Я всегда старался упросить, чтобы взяли и меня. Запрягалась наша лошадка Серко, возившая, как говорил отец, «и воду и воеводу».
В Охотном ряду я помню характерную фигуру одного из «придворных поставщиков» - владельца мясной лавки Лобачева. Тучный мужчина, с красным, бородатым лицом, в ватном картузе, который он носил зимой и летом, одетый в старый полушубок, валенки, с более чем сомнительной чистоты фартуком, он целый день выстаивал вместе со своими «молодцами» на морозе на пороге лавки, зазывая покупателей и расхваливая товар. Цены на товар назначались исключительно в зависимости от одежды покупателя.
Когда однажды Лобачев запросил слишком дорого, отец заметил ему: «Эдак, хозяин, вы вскорости и мильон наживете!» Лобачев самодовольно улыбнулся, а приказчик, стоявший рядом, нагнулся к уху отца и доверительно сообщил: «От Нового года уже второй пошед-с!»
Приверженность отца к Охотному ряду, я думаю, можно отчасти объяснить тем, что там всегда толкалось множество всякого народа и можно было встретить интересные типы. Однажды на масленой неделе, выйдя из лавки Лобачева, отец наткнулся на огромного детину, который в распахнутом рваном полушубке и дырявых валенках, вдрызг пьяный, валялся на грязном снегу поперек тротуара, широко раскинув руки и ноги. Приказчики соседних лавок ругались, что оборванец мешает пройти и лишает их покупателей.
«Постойте, - сказал отец, - я его сейчас подыму!» - и, подойдя к спавшему, громко произнес: «А ну-ка, брат, пойдем выпьем!» Результат его слов превзошел все ожидания.
Казавшееся мертвым тело вдруг зашевелилось, оборванец с неожиданной быстротой вскочил и вцепился отцу в рукав шубы, бормоча: «Пойдем, барин, пойдем, выпьем». Отец засмеялся, говоря, что он только пошутил, что он не пьет ни водки, ни вина. Но отделаться от оборванца было не так-то легко. Крепко держась за рукав, он отвечал: «Ну нет, шалишь, барин! Коли обещал угостить, так идем, выпьем!»
Нечего было делать! Отец вынул из кошелька гривенник и протянул его пьянчужке со словами: «Ну, так выпей ты за мое здоровье!»
Другой забавный случай произошел с отцом также зимой, когда он носил большую хорьковую шубу с бобровым воротником и шапкой. Так как к тому же он носил длинную бороду, то на первый взгляд его можно было принять за хорошо одетого священника. Недалеко от того же Охотного ряда какая-то подслеповатая старушка, увидев отца, молитвенно сложила руки и смиренно подошла к нему «под благословенье».
Отец, не смутившись, благословил ее по всем правилам, и старушка, поцеловав мнимому священнику руку, крестясь и бормоча молитвы, пошла дальше, довольная, что удостоилась благословения какого-то важного духовного лица.
«Хорошо, - говорил отец, - что поблизости не было знакомых охотнорядских приказчиков. Те уж не упустили бы случая позубоскалить и вконец сконфузили бы старушку».
Обувь для членов нашей семьи всегда покупалась в большом и солидном магазине на Лубянке, против Кузнецкого Моста. Старший приказчик Николай Иванович, он же заведующий магазином, почтительно встречал отца, сам выбирал товар и давал советы. Во время примерки Николай Иванович любил поговорить на различные темы. Однажды он спросил отца, рисую ли я. Получив утвердительный ответ, Николай Иванович сказал:
«Ну, значит, пойдет по вашей дороге!» На это отец с живостью ответил, что он никогда бы мне этого не желал, поскольку быть плохим художником не стоит, а быть большим - это значит нести тяжелую ответственность перед обществом и перед самим собой, жить в постоянном нервном напряжении, убивающем человека душевно и телесно. «Вот ваша работа, Николай Иванович, - добавил отец, - куда лучше, спокойнее, а потому и здоровее».
Николай Иванович усмехнулся и ответил: «Хотя вы, Василий Васильевич, и правы, я все же уверен, что если бы нам с вами можно было поменяться родами занятий, то вы были бы первый, который от этой мены отказались бы!»
Подумав минуту, отец сказал: «Пожалуй, что так».
продолжение
|