Василий Верещагин во время первой поездки на Кавказ

Третий этюд - «Мыс Фиолент» - был написан с позиции несколько выше по склону нашей дачи и в небольшом расстоянии от нее в направлении на запад. Изображенные на этюде мыс Фиолент с торчащими из воды скалами и кусок крутого берега выступали из-за огромной островерхой скалы, отвесно падающей в сторону моря. Этюд этот находился в Нижнетагильском государственном музее изобразительных искусств под названием «Приморский вид» с пометкой «1890-е гг.». Ввиду того, что он писался на моих глазах, когда мне было около пяти лет, можно с уверенностью сказать, что это было не ранее 1897 года. На всех трех этюдах было мастерски передано солнечное освещение и ощущение открытого воздуха, пронизанного лучами яркого южного солнца.

«Портрет г-жи В.» и «В Крыму» принадлежали к числу четырех картин, которые считались семейными и были завещаны отцом детям. Остальные две были: погрудный портрет матери (размером приблизительно 30X40 см) и большой этюд (приблизительно 40x50 см), названный «Кабинет» и изображавший часть спальни родителей за Серпуховской заставой, обставленной как кабинет. Сохранилась фотография «Портрета г-жи В.» и цветная почтовая открытка с этюдом «В Крыму». Что же касается погрудного портрета матери и «Кабинета», то их можно видеть (так же, как первые две картины) на нескольких фотографиях мастерской в доме за Серпуховской заставой, снятых перед посмертной выставкой. К сожалению, эти четыре картины вышли на упомянутых фотографиях в столь малом масштабе и сравнительно неясно, что узнать их может лишь тот, кто их хорошо знал. Из таких лиц остался в живых я один. В 1914 году в первые же дни первой мировой войны я ушел добровольцем на фронт, а через некоторое время младшая сестра Лида поступила сестрой милосердия во фронтовой госпиталь. Перед отъездом сестры на фронт упомянутые картины вместе со всем остальным нашим семейным движимым имуществом были сданы на хранение в склады очень известной в то время и надежной московской фирмы Ступина. Когда же в 1918 году сестра Лида и я вернулись домой, склады Ступина были революционными властями конфискованы и владельцы сданных на склады вещей потеряли права на них и не могли получить справок об их судьбе. Таким образом наши четыре семейные картины были для нас потеряны и их дальнейшая судьба осталась для нас неизвестной.

С этюдом «Мыс Фиолент» у меня связано воспоминание о событии, которое вызвало немалый переполох среди монастырской братии. В один из особенно жарких, солнечных дней между двенадцатью и тринадцатью часами наша семья сидела за обеденным столом, стоявшим в тени большого шелковичного дерева на террасе перед домом. Любуясь открывшейся перед нами панорамой моря, мы в то же время наблюдали за пароходами, идущими из Ялты в Севастополь или в обратном направлении. Пароходы, казавшиеся на далеком расстоянии и с высоты, на которой мы находились, малюсенькими лодочками, описывали большую дугу у мыса Фиолент и скрывались за его скалами или же, наоборот, из-за них появлялись. Неожиданно со стороны Севастополя показалось судно, очертания которого сливались с цветом морской воды, так что оно выделялось главным образом белой пеной спереди и дымом. Отец, который был очень дальнозорок, простым глазом сразу определил, что это - миноносец. За первым показался второй, потом третий, четвертый... всего шесть. Миноносцы шли в кильватерной колонне, выровненной как по линейке, что нам с высоты хорошо было видно. От быстрого хода перед их носами поднимались белые, пенистые буруны, а из труб валил густой дым, лентой тянувшийся над колонной и далеко назад. Зрелище было очень красивое.

Когда флотилия оказалась против монастыря, она по сигналу развернулась так, что каждый из миноносцев описал дугу в четверть круга и все, сохраняя боковое равнение, пошли в направлении к берегу. В расстоянии около километра от берега машины были застопорены, через несколько минут со всех миноносцев были спущены лодки, и по трапам в них спустились восемь офицеров: с головного - три, а с остальных - по одному. Матросы подняли весла и по команде, как один, опустили их в воду. Лодки рванулись и, держа строгое равнение, понеслись стрелой, так что мы вскоре потеряли их из виду, так как кипарисы и высокий кустарник, росшие по склону горы, заслоняли как раз то место берега, куда они направились. В тот момент, когда спускали лодки, на вершине горы, в монастыре загудел набатный колокол. Оказывается, не мы одни наблюдали за миноносцами. Наблюдали также и монахи, которым все маневры флотилии были видны еще лучше. Никогда, от самого основания монастыря, не случалось ничего подобного. Когда миноносцы выстроились перед берегом, монахи всполошились, ломая себе головы в поисках объяснения столь непонятного им явления. Кто-то высказал предположение, что Севастополь постигло какое-то бедствие, скорее всего пожар, и что миноносцы пришли за помощью к обитателям монастыря.