Александра Боткина. Василий Верещагин и Павел Третьяков
Еще Перов при мне же рассказывал, каким мошенническим образом публика надута была на аукционе, и что он, разумеется, не говорил бы этого при мне, если бы я один попался. Все это может надоедать, но ни мало не сердит меня, а вот что нет у меня с десяток милых мне этюдов - об этом жалею. Только кто-то и в «Петербургском листке» - по поводу аукциона - сочувственно отозвался обо мне без насмешки.- Я не знаю, что с Вами, здоровы ли Вы и Ваша семья. Пишу Вам все это не для того, чтобы вызвать какой-либо ответ, нет, а так только, чтобы сказать кому-нибудь - была потребность. Семейство уже недели две на даче, а я все еще в Москве кисну. С завтрашнего дня начну ездить и я...». Так закончилось приобретение второй части верещагинских коллекций. Впрочем, она да и первая пополнялись от времени до времени. У нас есть черновой набросок письма на оборотной стороне приглашения на заседание. Павел Михайлович карандашом написал: «Милостивый Государь Василий Львович, за картины Верещагина я внес бы на Ваш текущий счет 3465 р. Сомневаюсь, верно ли сосчитал, так как основываюсь только на своей памяти. За уступку этих картин я очень, очень благодарен и Вам и Вашей супруге. Такое высоко благородное отношение к моему предприятию навсегда будет памятно мне...». Позднее, в 1881 году на выставке в Вене были два новых, не бывших еще в России этюда, о которых извещал Павла Михайловича Стасов. Оба представляли по индийскому воину верхом, «небольших размеров, но так написанных (особливо материи, лошадь и освещение), как даже редкие из прежних». Верещагин писал 15/3 мая 1882 года: «Дайте поскорее ответ, желаете ли Вы взять обоих всадников за 7500 рублей». А 25/13 мая: «Картинки пошлются Вам в конце будущей недели - пошлите деньги... через Вашего банкира...». Эти два всадника действительно непревзойденные шедевры. Около этого же времени Верещагин написал: «Пишет мне Стасов, зачем отдаю картины в руки иностранцев... Если Вам «Дервиши» нравятся, пошлите мне за них 10 000 франков, покамест они еще не включены в каталог, я могу ими распорядиться». Через две недели он писал: «Извольте, Павел Михайлович. Я подарю Вам часть стоимости моих «Дервишей» и прошу верить, что побуждает меня к этому лишь желание отблагодарить Вас за Ваше любезное одолжение Туркестанских картин для выставки. Немного есть также, каюсь в том, и желания приобщить эту характерную картинку к ее собратам - туркестанцам». А в начале 1883 года Ташкентская коллекция пополнилась большим рисунком «Духоборы на молитве», который принадлежал Жемчужникову. Стасов известил Павла Михайловича, что Жемчужников, живя больной в Ментоне, поручил сделать распродажу всей своей обстановки, старинной голландской и итальянской мебели и картин. Все было быстро раскуплено «высшим обществом», но «Духоборы» остались свободны, и Павел Михайлович присоединил их к своему собранию. Между тем Павел Михайлович значительно сблизился с Верещагиным. Несмотря на его странности и сумасбродство, Верещагин действовал на людей не только силой таланта своих произведений, но и обаятельностью своей личности. 11 апреля 1880 года Жемчужников писал Павлу Михайловичу: «Вас. Вас. Верещагин именно вчера выкинул еще свою причудливость: ежедневно видаясь со мной, просиживая у меня даже по целому утру, он предупреждал только, что собирается выехать, и вдруг вчера не пришел утром, а вечером я уже получил письмо от него с разными поручениями, на которые должен отвечать в Париж!» Нам неизвестно, выехал ли Верещагин в Париж, но 25 мая он писал Павлу Михайловичу из Рыбинска. По содержанию письма видно, что он был в Москве и познакомился с семьей Павла Михайловича. Он писал: «Многоуважаемый Павел Михайлович. Вчера только перед отъездом из Москвы получил Ваше письмо, адресованное в Париж и сделавшее, таким образом, два конца. Не могу теперь пожертвовать на школу глухонемых, как ни сочувствую этому Вашему делу, как и другим, потому что уже разбил много денег и могу только пожалеть, что не знал об этой надобности раньше. Чтобы Вы верили моей искренности, скажу Вам, что даже помощь школе, устраиваемой в память покойного отца моего, я отложил до другого раза, до следующего случая продажи моих работ. То, что имею теперь, необходимо мне для занятий, поездок и т.п., что все, как Вы знаете, очень кусается. Засвидетельствуйте мое искреннее уважение супруге Вашей и передайте ей мое сожаление, что не могу теперь же записаться в число «жертвователей». | ||||||||||||||||||||||||
