<>

Александра Боткина. Василий Верещагин и Павел Третьяков

   

Апофеоз войны
   
   
Апофеоз войны,
1871
 
   

Бухарский солдат
   
   
Бухарский солдат
(сарбаз), 1873
 
  

  
   

Содержание:

Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9
Страница 10
Страница 11
Страница 12
Страница 13
Страница 14
Страница 15
Страница 16
Страница 17
Страница 18
Страница 19
Страница 20
Страница 21

   


Выставка верещагинских картин должна была открыться 20 февраля в 11 часов утра. Павел Михайлович получил письмо от В.М.Жемчужникова от 12 февраля 1880 года:
«Милостивый Государь Павел Михайлович! В. В. Верещагин, окончив устройство своей выставки (на Фонтанке, у Семеновского моста в бывшем доме Безобразова), просил меня известить об этом Вас - с тем, что не пожелаете ли Вы повидать его выставку теперь, ранее других, пока она не открыта еще для публики. Если Вы можете для этого приехать, то известите меня и мы отправимся в Безобразовский дом вместе, где он уже будет находиться. Ему положительно желательно, чтоб эта коллекция Балканских картин (Индийские тоже выставлены) поступила именно к Вам, но, кроме того, теперь он желает показать Вам свою выставку отдельно от других собственно по личному к Вам сочувствию и в ответ за Ваше внимание к его произведениям и искреннюю любовь вообще к искусству и к русскому в особенности. Полагаю нелишним сообщить для Ваших соображений, что хотя ему очень хочется поместить эту свою галерею именно к Вам, но все же он решился выручить за нее определенную им сумму и для этого даже «пустить се с молотка», как он выражается, если бы не мог выручить своей суммы иначе; - словом, он просто предпочтет того, кто даст больше. По его словам, это необходимо ему для покрытия значительных долгов и исполнения заранее предположенных им работ. Пока никому еще эта выставка не показывается.
Ожидая Вашего уведомления, прошу верить глубокому и сердечному к Вам уважению Вашего покорнейшего слуги
В.Жемчужников».

Роль Стасова перешла к Жемчужникову.
Стасов, рассорившись с Верещагиным, отстранился. Верещагин сносился с Павлом Михайловичем через Владимира Михайловича Жемчужникова, который переслал Павлу Михайловичу записку Верещагина: «Павлу Михайловичу можно прийти когда он хочет, но предупредите, что свет лишь с 1-су. В.В.».
Павел Михайлович был, видел. О том, что они между собой говорили, мы можем судить только по последующим письмам. 4 марта Жемчужников пишет Павлу Михайловичу: «Сегодня я послал Вам, Павел Михайлович, № L'Art, о котором здесь говорится, и посылаю это письмо в подлиннике, согласно желания В.В.Верещагина. Это ответ на Ваше письмо от 2-го, переданное ему тоже в подлиннике».
«Владимир Михайлович! Скажите, пожалуйста, Павлу Михайловичу, что по всей вероятности многие годы, если не пока я жив, я не продам мои этюды. Напишите еще П.М., что мне нужно оправдаться в том, что я его пригласил посмотреть мои новые работы раньше других и как бы с видами на его любовь к искусству. Прилагаемый N° L'Art пусть будет моим оправданием. Француз, который меня, конечно, знать не знает, ведать не ведает и который, разумеется, повозился со всякими художниками и картинами, изумляется этим работам и признает, что они составляют эпоху в развитии миросозерцания художников. Я знал, что говорю не только живое слово, но новое слово и полагал, что П.М. своим тонким чутьем поймет это - нет, не понял - так пусть же состоится распродажа моих военных картин; в материальном отношении она мне будет только выгодна, а П.М. казнится тем, что не понял того, что показалось ему незначительным только по причине своей близости к нему... «В своей земле и проч...».
Даже пошлите это письмо Павлу Михайловичу; как порядочный человек, он не обидится кое чем резким, а если поймет, что мне досадно на него, так только угадает, особенно если прибавить, что за него самого.
Пошлите ему и № L'Art - я чист и не боюсь упреков в зазывании в свою лавочку.
В.Верещагин».

Павел Михайлович ответил на это письмо Жемчужникову 8 марта 1880 года:
«Милостивый Государь Владимир Михайлович. Положа - как говорится - руку на сердце, скажу искреннюю правду, что нисколько не обиделся письмом Василия Васильевича. За приглашение посмотреть картины я ему глубоко благодарен. Приобретение Болгарской коллекции не могло состояться просто по цифре ее стоимости: по назначенным ранее В.В. ценам по размеру, она в настоящем ее размере могла стоить 55-60 тыс.; я определил на это дело 75 тысяч; назначение теперь было 95 тысяч. Назначить эту цифру В. В. имел полное право, так как переговоры весной не состоялись и решено было считать как бы их и не было. Вы меня предупредили: если цена не подойдет, не торговаться, а просто сказать, что не подходит, что я и сделал.
Я ни на минуту не заблуждаюсь в мнении о себе, как знатоке, с тонким чутьем и пониманием. Я просто искренний любитель. Никакие статьи ни мнения ни здешние ни заграничные не имеют на меня никакого влияния; я смотрю по своему крайнему разумению и говорю (знаю, гром и молния упадут на меня за эти слова): в коллекции войны - имея в виду идею бить войну - многое не сказано и есть вещи ненужные (№№ 4, 7, 12, 17, 18, 19 и 20), вот почему помимо цены в целом составе коллекцию я не пожелал приобрести и поспешил сообщить об этом Вам до открытия выставки, полагая, что на выставке уже могут быть назначены отдельные за каждую картину цены, и я мог бы явиться одним из первых покупателей, так как мне казалось аукцион едва ли удобная форма для продажи. Я и теперь желал бы приобрести несколько картин, но В.В., может быть, не пожелает, чтобы я и с аукциона приобрел что-нибудь.
В обеих коллекциях есть пещи такие гениальные, что все заграничные статьи были довольно бледны и недостаточно верны. Что за сравнения, то с Жоромом, то с Ор. Берне, то с Детайль, то с Невилем. Я считаю и считал всегда Верещагина таким колоссом, что по многим сторонам сто таланта не знаю никакого из всех современных художников - включая и Фортуны - ему равного; но, от большого и требуя большого, я смело всегда скажу, что по моему любительскому разумению - у него не так, хотя В.В. и не признает этой возможности.

продолжение