Александра Боткина. Василий Верещагин и Павел Третьяков
Прошу принять уверение в истинном почтении Вашего Покорного Слуги П.Третьяков». Верещагин, почувствовав, что Павел Михайлович неприятно задет, ответил 15, 27 мая: «Милостивый Государь Павел Михайлович! Прежде всего дайте сказать Вам то, что вряд ли нужно бы говорить, а именно, что я Вас искренно уважаю - после этого уверен, что от слов моих у Вас не останется обидного впечатления, частичка которого, как будто, сквозит в ответе Вашем на мое последнее письмо. Между праздничными картинами войны, которых Вы никогда не уважали и не желала, и картинами войны такой, какая она есть, разница громадная... Если бы я мог теперь же показать Вам и обществу все мои картины вместо половины их уже сделанными, то, разумеется, не предложил бы таких невыгодных для себя условий, как назначение цен картин сообразно их величине. Большие картины у меня все отделаны, обдуманы, можно сказать выстраданы, почему, думаю, стоят своих цен, но и между малыми есть полные трудностей исполнения, а между тем цены их по этой мерке просто ничтожны. Я должен Вам 10 000 рублей с %, да в другом месте до 15 000, да буду принужден еще занять до 10 000 для окончания работ,- все это придется уплачивать, да при этом жить и дышать, хоть и скромно, но все-таки тратить деньги, а здоровье не позволяет мне сделать более 4 больших холстов в год - рассчитайте, чем же я - художник, уже потративший не мало сил и здоровья на развитие таланта своего, буду существовать? Совершенно понимаю Ваше желание, очень натуральное, иметь картины мои возможно дешевле, но думаю, что после они, вероятно, будут стоить скорей дороже, чем теперь... Я думаю лишнее почти говорить Вам, Павел Михайлович, что эти рассуждения мои между памп; я позволил себе вдаться в них только потому, что выписали В.В.Стасову о причинах, заставляющих Вас предлагать сбавить цены; говорили, что Вы не концессионер, не подрядчик, содержите училище и проч. Со своей стороны и я позволяю себе сделать то же, высказать мои соображения, но именно только Вам и В.В.Стасову. Еще раз буду жалеть, если картины мои минуют рук такого бескорыстного любителя искусства, как Вы; но что делать: если мои условия для Вас неподходящи, то будем считать, что между нами не было никаких переговоров о ценах и оставим за собой обоюдную полную свободу на будущее время. Прошу Вас принять уверение в моем уважении. В.В.Верещагин». Переговоры закончились письмом Павла Михайловича от 31 мая 1879 года: «Милостивый Государь Василий Васильевич. Очень сожалею, что за отсутствием из Москвы не мог ранее ответить на Ваше любезное письмо от 15/27 с/м.- Предоставляя Вам полную свободу относительно содержания, я не могу изменить денежной стороны. Это не есть оценка Ваших работ, как я уже объяснял В.В.Стасову в первом письме, я знаю насколько дороже они могут стоить, но я в настоящее время не могу сделать иного предложения. Так как Вы 10 тыс. уже имеете, то я мог бы уплату сократить на 4 года. Эти самые Ваши цены были сообщены и великому князю, ему не нужно искать помещения, а мне придется сделать пристройку. Приобретая одну-две картины, разумеется, можно платить несравненно значительнейшие цены, но в таком случае почти вся выгода выпадает на долю торговца, что весьма печально. Соглашаясь с Вами вполне «оставить за собой обоюдно полную свободу на будущее время» - с глубоким и истинным уважением остаюсь Вашим преданным П.Третьяков». В декабре 1879 года Стасов извещает Павла Михайловича, что получил каталог выставки, устроенной Верещагиным в Париже. Выставлены 21 картина войны и 146 этюдов; получил массу вырезок из парижских газет с восторженными отзывами. В них пишут и про Павла Михайловича. «Вас чрезвычайно нахваливают,- пишет Стасов,- за Туркестанскую коллекцию и вообще говорят про Вашу галерею... Вообще все французские газеты уверяют, что новые 21 картина из болгарской войны гораздо выше индийских этюдов, что и я тоже всегда думал». 29 декабря 1879 года Стасов сообщает Павлу Михайловичу: «Верещагин пишет мне сегодня, что будет в Петербурге сам 15 или 20 января, а картины - к концу января. Но он замышляет что-то странное и недоброе с коллекциями своими. Не имею права рассказывать его секрет, но ужасаюсь вперед. - Однако, авось мне удастся поправить и направить что-нибудь. Только с этим человеком надежды плохи». 14 января 1880 года он пишет: «...вчера вечером приехал из Парижа Верещагин... Я объявил Верещагину, что обещал Вам показать картины - первому, потому что Вы этого во всех отношениях заслуживаете Вашими действиями и благородством высоким в деле русского искусства - больше всех в России... Я Вам пошлю телеграмму». И вдруг Стасов замолчал. | ||||||||||||||||||||||||
